Одинокая черная птица меланхолично парила в прозрачном весеннем небе над ржавыми крышами, отрешенно окидывая взглядом их неравномерное распределение до самого горизонта. Почти как альбатрос над взъерошенной поверхностью бескрайнего моря. Ведь это был довольно большой город, раскинувшийся в устье полноводной реки.
И отсюда, сверху, казалось, что этот город практически не меняется с течением времени. Одна и та же река, те же улицы, немного зелени летом тут и там и море коричневых крыш изо дня в день, из года в год.
То есть город менялся, конечно, но даже в этих своих изменениях он был словно законсервирован кем-то. Скрыт от глаз. То ли до лучших времен, то ли уже раз и навсегда, в забытьи или помутнении рассудка.
Те же времена года – они вроде и были, а словно бы их и не было в помине. Погода и та в этих своих периодических сезонных колебаниях лишь беспрестанно вертелась по кругу. И странный этот цикл никоим образом не был связан ни с календарем, ни с каким-либо иным временным течением.
Ветер непременно дул лишь с запада, привнося, казалось бы, другие оттенки и запахи, какие-то новые настроения, но одинаково неопределенные и чересчур непонятные.
Так что идеи эти еще оставались какое-то время висеть в воздухе, а после сдувались куда-то дальше на восток, где и пропадали пропадом.
Возможно, что-то все же оседало где-то, но в крайне незначительных количествах и спустя какое-то время совершенно не выделялось на общем фоне.
Из птиц, помимо ворон, по городу бродили лишь верные и неизменные его спутники – воробьи, голуби, да вот еще, пожалуй, чайки. Утки не в счет. Перелетных птиц почти никто здесь не видел или попросту не замечал. А если их случайно заносил сюда тот самый западный ветер, они, повертев своими удивленными носами да полетав чуть-чуть над городом, тут же его покидали без сожаления и без оглядки.
Все же условия здесь были совсем не курортные. Зимой могла в любой момент вернуться осень, весной – зима, летом – все та же осень. И только осень почти ничто не вытесняло из ее привычного бесконечно протяженного, бездонного ложа. Лишь осень здесь царствовала на полную катушку, и все остальное будто бы было лишь ее неисчислимыми проекциями да случайными вариациями.
Впрочем, местный климат вряд ли является чем-то уж настолько особенным в смысле своего довлеющего непостоянства. Разве только погода здесь носила характер безусловно определяющий, то и дело подминая под себя и этих людей, мельтешащих внизу, и будто бы все прочие строения и предметы, когда в очередной раз возвращалась нейтрально-безликая серая мгла, заслоняя собой небо и постепенно заполняя собой весь этот город.
Однако и это серое однообразие было лишь видимостью. В конце концов погода неумолимо менялась снова, и унылую туманную, дождливую облачность сменяло активное и разноцветное многообразие противоположного.
И в этой на первый взгляд бесцветной птичьей жизни неожиданно возникали свои моменты, жизнь приобретала объем и даже появлялись будто бы новые горизонты.