– Я раньше работала у иезуитов. И вот как-то…
– Иезуиты!? Да это же средневековье! Интриги, инквизиция, шпионы Ватикана…
– Никакое не средневековье, никакая не инквизиция. Это все мифы. Иезуиты – это католический орден. Его основал испанец Игнатий Лойола. Он придумал духовные упражнения для распознания духов. Иезуитам доверяли воспитание принцев, они были духовниками королей…
– А к чему это ты про иезуитов?
– Да, к чему это я про иезуитов?.. Ах да, вспомнила! Так вот, эти иезуиты подарили мне котенка…
Кто мог знать, что опера Шостаковича и иезуит из Америки – две вещи несовместные!
На Рождественский музыкальный фестиваль в Новосибирск понаехали гастролеры со всего мира, навезли кучу премьер, наставили опер с балетами. Как корреспондент газеты «Семь дней в Новосибирске», я получила пачку пригласительных, чтобы все это посетить и осветить.
Каждый пригласительный на два лица. Я сводила на культурные мероприятия родственников, друзей, близких и дальних знакомых по очереди – всем хватило зрелищ. А вот на премьеру оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», к сожалению, никто не смог составить мне компанию. Ужасно не хотелось, чтобы пропал дефицитный билет на гвоздь сезона.
Утром в церкви, после воскресной мессы, мне на глаза попалась долговязая нескладная фигура отца Энтони.
Молодой священник-иезуит только что приехал из Америки. Вот уже месяц он старательно изучал русский язык и робко знакомился с сибирскими католиками.
С трудом, но понял, что я его приглашаю на оперу. Страшно обрадовался.
– Опера! В Америке это отшень, отшень дорого! Я хотеть.
Наши места оказались в первом ряду, в самом центре. По обе стороны от нас торжественно сияли бриллианты. Энтони пребывал в полном восторге.
– Я никогда не сидеть в первый ряд! В Америке это отшень, отшень дорого!
И тут как началось…
Шостакович, похоже, решил без прикрас отобразить жестокие нравы мракобесной России ушедшего века и ее малообаятельных жителей. И ему это удалось…
Первое действие открывалось сценой группового изнасилования дворовой девки. И Шостакович, и немецкий режиссер решили зрительный и звуковой ряд с поистине кинематографическим натурализмом, в реальном времени. Крики, женский визг, неприличные позы, глумливые лица – вот с чего для бедного отца Энтони началась Россия. (Я уже не говорю об обете безбрачия, который молодой католический монах недавно возложил, – вообще-то он не подписывался ни на какую порнографию, даже в виде оперы).
«Надеюсь, он не воспринимает это как провокацию с моей стороны…» – забеспокоилась я, в ужасе следя за движением очереди поющих насильников.
Энтони буквально влип в кресло, широко открыв глаза и рот.
Я с облегчением вздохнула, когда насильники вместе с жертвой покинули сцену. Но, увы, легче не стало.
Появилась Катерина Измайлова. В короткой белой рубашке и красных чулках весь акт кувыркалась она с любовником Сергеем на гигантской кровати посреди сцены, и оба эротично пели. Кровать была застелена простыней цвета крови…
«Кстати, „Красная кроватка“ – неплохое название для рецензии», – прикинула я.