⇚ На страницу книги

Читать «Сказки – ложь…»

Шрифт
Интервал

Масленица.

Бутылка молока стояла на столе, на круглом столе, накрытом ветхой, но не обидно старой скатертью с кистями. Наверное, поэтому молоко в бутылке чувствовало себя уютно и умиротворенно. Оно появилось тут недавно, было свежее, теплое, гордое своей полезностью и способностью мечтать. А мечты его были простыми и легко исполнимыми. Мечтало оно быть налитым в красивую фарфоровую кружку или на тоненькое ажурное блюдечко или на крайний случай в белую с алыми маками кастрюлю, где пыхтела и нежилась на малом огне каша. Молоко изначально знало, что из фарфоровой кружки оно будет выпито маленьким смешным существом с кудряшками на макушке, которое соберет в кучку пухлые губки, и будет медленно тянуть в себя белую благодатную жидкость, хитро поглядывая то на старенькую бабушку, то на блестящий паровоз, нетерпеливо выглядывающий из соседней комнаты. А из фарфорового блюдечка его вылакает существо мягкое и пушистое. Вылакает, не торопясь, смакуя аппетитную сладость. А потом будет довольно урчать, долго облизываясь, продлевая удовольствие. Кашу вечером, поставит на ужин бабушка, похваливая в полголоса и хорошо сопревшую крупу, и румяную корочку, которой не бывает без него, без молока.

Представив себе эту картину почти как наяву, молоко так заволновалось, что от волнения сверху выступила пленочка сливок призывно матового цвета с капельками масла. Ах, какие приятные мгновения! Молоко еще долго представляло себе свое многообещающее будущее, но ничего не происходило. Существо с кудряшками спокойно копошилось среди игрушек, пушистая любительница поурчать, спокойно спала на бабушкином кресле, а бабушка…Бабушка даже не подходила к столу, проявляя полное равнодушие к такому белому, такому вкусному…

И так прошел день,… и ночь… Молоку стало сначала грустно, потом обидно. А самое главное, непонятно. В его сознании не было примера другого служения, более достойного и важного. Ночь прошла в томительной, почти безнадежной растерянности. Когда до молочной бутылки дотянулись первые лучи света, то даже они почувствовали жалость и сочувствие к тому, что осталось от …молока. Потому что в бутылке была …простокваша. Да! А какие могут быть надежды у простокваши? Угрюмая и скучная она продолжала горевать внутри себя. Маленькие пузырьки, похожие на вздохи поднимались вверх, и ничего не говорило о приятных переменах.

Когда смелое, и играющее со всеми в прятки, солнце поднялось высоко, к столу, наконец, подошла бабушка. Неожиданно энергично она вдруг взяла молочную бутылку, быстро встряхнула и вылила содержимое в ту самую заманчивую кастрюлю с маками. С этой минуты все задвигалось, закружилось и понеслось в последовательном уверенном движении приготовления чего-то таинственного. В кастрюлю плюхнулись два озорных толкающих друг друга желтых близнеца, похожих на солнечный круг. Потом туда отправилась щепотка вечно въедливой соли, чайная ложка смешливого и очень прилипчивого сахара. Наконец, все это неожиданное соседство оказалось засыпано чем-то белым, невесомо плотным, и, несомненно, играющим самую важную роль во всем этом действе, веществом. Тут бабушка взяла большую ложку, и началось такое веселье и круговерть! Простокваше даже некогда было вспомнить о прошлых обидах. Потом большой деревянный половник опустился в кастрюлю, наполнился и выплеснул массу на раскаленную сковороду, с играющим в догонялки маслом. Сразу запахло так вкусно, что на кухне скоро появилось существо с кудряшками, и за ним следом пушистый попрошайка. Но бабушка молча снимала со сковородки аппетитные круглые лепешки, не угощая никого пока, и отправляя любопытных и смешно принюхивающихся малышей прочь с кухни. Масло то вон как разыгралось. Не обжечь бы.