Читать Опасное лето

Шрифт

Интервал

Ernest Hemingway

The Dangerous Summer

* * *

Глава 1

Странно было снова ехать в Испанию. Я не рассчитывал, что мне позволят когда-нибудь еще приехать в эту страну, которую я любил больше всего на свете – после своей родины – и в которую тем не менее не хотел возвращаться, пока мои друзья находятся за решеткой. Но весной 1953 года на Кубе мне довелось переговорить с несколькими друзьями, которые в гражданскую войну находились по разные стороны линии фронта. Мы обсудили возможность посетить Испанию по дороге в Африку, и они согласились, что я смогу достойно вернуться туда, если не стану отрекаться от написанного и распространяться о политике. Даже за визой не придется обращаться. Туристам из Америки она больше не нужна.

К 1953 году уже никто из моих друзей не томился в тюрьме, поэтому я планировал показать моей жене Мэри ферию в Памплоне, потом заехать в Мадрид, посмотреть Прадо, после чего, если мы останемся на свободе, посетить бои быков в Валенсии. Далее мы собирались сесть на корабль, направлявшийся в Африку. Я понимал, что Мэри ничего не грозит, так как прежде она не бывала в Испании и общалась лишь с людьми с безупречной репутацией. В случае чего они обязательно придут ей на помощь.

Мы быстро миновали Париж и пересекли остальную Францию, через Шартр, долину Луары, мимо Бордо добравшись до Биаррица, где нас должны были ждать несколько знакомых, чтобы всем вместе пересечь границу. Мы хорошо поели и выпили, условились встретиться в нашем отеле на пляже Андая, чтобы оттуда ехать к границе. У одного из наших друзей было письмо от герцога Мигеля Примо де Ривера, на тот момент посла Испании в Лондоне. Предполагалось, что эта бумага оградит нас от любых неприятностей. Меня это немного приободрило.

Когда мы добрались до Андая, небо затянуло облаками. Утром погода оставалась мрачной и дождливой: плотный туман и облака скрыли от нас горы Испании. В условленное время наши друзья не появились. Мы подождали час, потом еще полчаса и, не дождавшись их, двинулись к границе.

На пропускном пункте веселее не стало. Я отдал четыре наших паспорта полиции. Инспектор, не поднимая глаз, принялся внимательно изучать мои документы.

– Вы не родственник ли писателю Хемингуэю? – спросил он, по-прежнему не глядя на меня.

– Мы из одной семьи, – ответил я.

Он пролистал мой паспорт и уставился на фотографию.

– Вы тот самый Хемингуэй?

Я вытянулся в подобие стойки «смирно» и сказал:

– A sus ordenes. – По-испански эта фраза значит не только «к вашим услугам», но и «в вашем распоряжении». Я слышал, как ее употребляли в совершенно разных обстоятельствах, и надеялся, что произнес ее правильно и соответствующим тоном.

Как бы то ни было, пограничник встал и протянул мне руку со словами:

– Я прочел все ваши книги и высоко их ценю. Сейчас я поставлю в паспорта необходимые штампы и помогу вам пройти таможню.

Так мы попали в Испанию, и все шло лучше, чем можно было ожидать. Всякий раз, когда нас останавливал патруль – на трассе вдоль реки Бидасоа мы насчитали три пропускных пункта, – я ожидал, что нас арестуют и вернут на границу. Но всякий раз патрульные вежливо, хоть и внимательно, изучали наши паспорта и доброжелательно пропускали нас дальше. «Мы» – это пара американцев, приветливый венецианец Джанфранко Иванчич и итальянский водитель из Удине, который направлялся на праздник Сан-Фермин в Памплоне. Джанфранко, бывший кавалерийский офицер, воевал под командованием Роммеля. Мы близко подружились с ним, когда он работал на Кубе и жил в нашем доме. Он встретил нас в Гавре. Водитель Адамо собирался стать гробовщиком и похоронным распорядителем. Кстати, он осуществил свою мечту, и, если вам доведется умереть в Удине, вы сможете воспользоваться его услугами. Никто не спрашивал, на чьей стороне он сражался в годы гражданской войны. В ту первую поездку я для собственного спокойствия иногда говорил себе, что на обеих. Узнав Адамо поближе, будучи восхищенным многогранностью его талантов, достойной Леонардо, я не видел в этом ничего невозможного. Он мог сражаться на одной стороне ради своих принципов, на другой – за свою страну или город Удине, а если бы существовала третья сторона, он мог бы драться и на ней – за Бога, или за компанию «Лянча», или индустрию похоронных контор, или за всех, кому он был одинаково глубоко предан.