Читать Вначале я умер…

Все персонажи вымышленные. Любые совпадения случайны.

Представьте себе мир, в котором жизнь идет наоборот – мир, в котором люди появляются на свет немощными затхлыми стариками и старухами, затем на протяжении всей жизни молодеют и покидают мир милыми жизнерадостными младенцами.

Я появился на свет промозглым октябрьским днем на центральном городском кладбище Набережных Челнов.

Кладбище не самое уютное место на земле, а в осенний дождь уж тем более. Однако, в нашем мире абсолютно подавляющее большинство людей появляются на свет именно на кладбищах, именно здесь они начинают свой нелегкий жизненный путь.

Моросящий дождь, непрекращающийся вторые сутки кряду, изрядно подмочил моих немногочисленных родных и близких, собравшихся в тот памятный день, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение этому важному событию: появлению на свет нового человека – Думова Валентина Алексеевича, именно так было написано на моем надгробном обелиске. Из-за дождя у них у всех были мокрые лица и невозможно было определить кто из них действительно плачет, а у кого просто капли дождя стекают по лицу. Тем не менее, скорбь ощущалась во всем – в печальных выражениях лиц; в тихих, на грани шепота словах; в едва заметных сдержанных жестах и преобладании черного цвета в одежде. Все понимали, что я пришел в этот жестокий суровый мир и мне предстоит до конца пройти свой нелегкий жизненный путь. А судя по двум датам на моем надгробии – дате появления на свет и дате отправления в мир иной – дорога жизни мне предстояла достаточно продолжительная – 74 года.

Да, я проживу 74 года – ни больше, ни меньше, никакой интриги, никаких загадок судьбы. 74 года и точка. Это можно сказать с абсолютной уверенностью, ведь те парни, что делают эти судьбоносные надписи на надгробных плитах, очень редко ошибаются в прогнозах и, как правило, с точностью до одного дня определяют продолжительность жизни каждого человека.

Чуть выше двух дат на обелиске находилась моя фотография, с которой на собравшихся смотрел мужчина лет 70, с продолговатым лицом, карими глазами, прямым носом и редкими седыми волосами. Из одежды было видно темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук в красную полоску. Фотография была не самая удачная и заметно потускневшая от времени. Но, даже не будучи кусочком радуги на земле, моя фотография в тот момент являлась самым ярким и самым цветным элементом этой скорбной обстановки. И кто-то из присутствующих наверняка бы заметил это и даже усмотрел бы в этом некую философскую мысль – мол, несмотря на любые превратности судьбы, каждый человек является яркой и неповторимой индивидуальностью – если бы не моросящий дождь с пронизывающим ветром, заставлявшие всех думать только об одном: как бы поскорее оказаться в сухом и теплом помещении.

С кладбища меня перевезли в морг, где моё пока еще бездыханное тело привели в относительный порядок. Еще через два дня, после оформления всех необходимых документов, меня доставили в больницу, где подключили к аппарату искусственной вентиляции легких и кардиомонитору контроля деятельности сердца.

Тук. Тук. Тук. Мое сердце произвело первые глухие толчки. Светящаяся линия на кардиомониторе прервала свой прямолинейный бег и выдала пару небольших зигзагов. Еще пара секунд, еще пара ударов сердца и на мониторе заплясала ломаная кардиограмма. Мое сердце начало ритмично отбивать обратный отсчет моей жизни. В следующее мгновение яркий свет ворвался в мое сознание одновременно со сдавленным стоном, донесшимся со стороны. Я с трудом открыл глаза.