Он втолкнул меня в гостиничный номер, с силой захлопнул дверь и привалился к ней. Я во все глаза смотрела на босса и не узнавала его. Холодно-саркастичный в обычной жизни, сейчас он напоминал пылающего демона! Словно в него вселился дух одной из чудовищно-жутких масок, что в избытке украшают стены нашего офиса. Сглотнула и невольно отступила на несколько шагов.
За окном творилось безумие, стены номера освещали разноцветные вспышки, а между нами росло напряжение. Казалось, сейчас воздух заискрится ярче салюта. Василий Михайлович не двигался, дышал тяжело и рвано, да не сводил с меня потемневших глаз. В зрачках словно заворачивалось тёмное пламя, чувственные губы подрагивали, хриплый голос прозвучал властно:
– Раздевайся!
Едва сдержала стон. Не знаю, что за вино подают в этом ресторане, но у меня реально поехала крыша. Я бы никогда не сказала того, что вертелось на языке. Но в эту новогоднюю ночь всё иначе…
***
Утекающая в сливное отверстие пена была тревожно зеленоватой, и сердце моё запрыгало пойманной на бесплатные орешки белкой. Потому что краску для волос подруга притащила в подарок, мол, как увидела – сразу о тебе подумала! Ага… Судя по сомнительному цвету пены, Галка забыла о тюбике, а когда нашла, решила мне передарить от греха подальше.
Накинула полотенце, выпрямилась и встала перед зеркалом. Ну, была не была! Зажмурилась и, сдёрнув полотенце, посмотрела на отражение, да лишилась дара речи. Губы задрожали, на глаза навернулись слёзы.
– Вот дура! Опять повелась на Галкины заверения. Интересно, поставили ёлку в офисе Николай Палыча? Если нет, то сойду…
Теперь-то пожалела о решении сэкономить на парикмахерской. Даже времени не осталось, чтобы хоть что-то попытаться исправить. Через полтора часа уже собеседование у маминого знакомого. Конечно, это лишь формальность, меня берут, нужно было лишь новенький диплом айтишника принести, да улыбнуться директору. Но, увидев вместо Снегурочки новогоднюю ёлочку, Николай Палыч, – как называла его мать, – может и передумать. Дресс-код! Даже рыжих не принимают, пока не сменят оттенок на более спокойный, а я тут такая вся… неформальная. И ладно бы вся зелёная получилась! Так нет, краска легла рвано, неровными кусками, словно меня тиной закидали. Позор!
Высушив, снова посмотрелась и, вздрогнув, поспешно натянула на голову шапку брата. Он забыл её, когда приезжал на концерт любимой метал-группы. В простонародье это уродство называется «плевок». Но выбора не было – шапок я принципиально не носила, а прикрыть новогодний цвет необходимо. Спрятала зелёные пряди и глянула в зеркало. Усмехнулась: если Николай Палыч передумает, натяну шапку на лицо и, прорезав три дыры, направлюсь в ближайший банк… грабить! Кушать-то надо! Накинула пуховик и, схватив сумочку, выскочила из квартиры.
Люди на улице косились на меня, некоторые посмеивались. Поправила выбивающиеся пряди и выдохнула морозное облачко. Чёрт! Может, сказаться больной? Или зайти-таки в парикмахерскую, а потом пожаловаться на пробки? Нет, мама предупреждала, что Николай Палыч человек строгий и опоздания в его фирме караются весьма внушительными штрафами. Я-то отмахнулась: от съёмной квартирки до офиса десять минут пешком!