Читать Завтрак в «Кафе Готэм»
Как-то в Нью-Йорке я заглянул в один приятный ресторан. В зале метрдотель показывал семейной паре столик. Мужчина и женщина о чем-то спорили. Метрдотель перехватил мой взгляд и очень цинично подмигнул мне. Я вернулся в гостиницу и написал рассказ. Работал три дня, ни о чем другом не думал. Конечно же, меня интересовал не безумный метрдотель, а леденящие душу отношения между разводящимися мужем и женой. По-своему эта парочка безумнее метрдотеля. Куда как безумнее.
Как-то я вернулся домой из брокерской фирмы, в которой работаю, и нашел на обеденном столе письмо – а вернее, записку – от моей жены с сообщением, что она уходит от меня, что ей необходимо некоторое время побыть одной и что со мной свяжется ее психотерапевт. Сидел на стуле у обеденного стола, вновь и вновь перечитывая короткие строчки, не в силах поверить. Помнится, около получаса у меня в голове билась одна-единственная мысль: «Я даже не знал, что у тебя есть психотерапевт, Диана».
Потом я поднялся, пошел в спальню и огляделся. Ее одежды не было (если не считать подаренного кем-то свитера с поблескивающей поперек груди надписью «ЗОЛОТАЯ БЛОНДИНКА»), а комната выглядела как-то странно, неряшливо, будто ее обыскивали, ища что-то. Я проверил свои вещи – не взяла ли она чего-нибудь. Мои руки казались мне холодными и чужими, словно их накачали транквилизатором. Насколько я мог судить, все, чему следовало там быть, там было. Я ничего иного и не ждал, и тем не менее комната выглядела странно, словно она ее дергала, как иногда в раздражении дергала себя за кончики волос.
Я вернулся к обеденному столу (который занимал один конец гостиной – в квартире ведь было всего четыре комнаты) и перечел еще раз шесть адресованных мне фраз. Они остались прежними, но теперь, заглянув в странно взъерошенную спальню, в полупустой шкаф, я был уже на пути к тому, чтобы им поверить. Она была ледяной, эта записка. Ни «целую», ни «всего хорошего», ни даже «с наилучшими» в заключение. «Береги себя» – такой была максимальная степень ее теплоты. И сразу под этим она нацарапала свое имя.
«Психотерапевт». Мои глаза снова и снова возвращались к этому слову. «Психотерапевт». Наверное, мне следовало бы радоваться, что это не был «адвокат», но радости я не испытывал. «С тобой свяжется Уильям Хамболд, мой психотерапевт».
– Свяжись вот с этим, пупсик, – сказал я пустой комнате и прижал ладонь к паху. Но это не прозвучало круто и язвительно, как мне хотелось, а лицо, которое я увидел в зеркале напротив, было белым, как бумага.
Я прошел на кухню, налил себе апельсинового сока в стакан и уронил его на пол, когда попытался взять со стола. Сок облил нижние ящики, стакан разбился. Я знал, что непременно порежусь, если начну подбирать осколки, – у меня тряслись руки. Но я начал их подбирать. И порезался. В двух местах. Неглубоко. Я все думал: это шутка, потом понял, что нет и нет. Диана не была склонна к шуткам. Но только я же ничего подобного не ждал и ничего не мог понять. Какой психотерапевт? Когда она у него бывала? О чем она говорила? Впрочем, пожалуй, я знал, о чем. Обо мне. Вероятно, всякую чушь о том, как я всегда забываю спустить воду, кончив мочиться, как я требую орального секса до надоедливости часто. (На какой частоте возникает надоедливость? Я не знал.) Как я мало интересуюсь ее работой в издательстве. И еще вопрос: как она могла обсуждать самые интимные стороны своего брака с человеком по имени Уильям Хамболд? В самый раз для физика из Калифорнийского технологического института или заднескамеечника в Палате лордов.