Читать Не уходи, никогда!

Часто бывает, что мы не замечаем, как проходят наши дни. Воспринимаем все, как должное, вот сейчас: отведу детей в садик, школу, побегу на работу, вечером заберу, приготовлю ужин, спать уложу. В субботу день рождения у мамы, подарок нужно купить, а в следующем месяце отчет сдавать, придется до поздней ночи сидеть. Муж пришел с работы усталый, но обнял, телевизор сел смотреть. И все это жизнь, обычная, спокойная, надежная. И вдруг она трещит по швам, резко так, сразу. Утром был человек, а вечером его нет. Он больше не придет, не обнимет, не прижмет. Все, что было связано с ним остается мертвым грузом: в разбросанных или аккуратно сложенных в шкафу вещах, его любимой чашке с танком или бабочкой, его сорт кофе или ее духи на полке. А самого человека нет. Вначале ты ждешь звонка, поворота ключа, вздрагиваешь наткнувшись в телефоне на его контакт или на фотографию в соцсетях. И вспоминаешь, а его же нет, но он вот он, улыбается, держит сына на руках или свечи на торте задувает. Или вот она из роддома с цветами и улыбкой.Понимание приходит позже, когда начинаешь себя обрывать на словах «Надо сказать ей, что опоздаю к ужину», а сказать некому... Только там, на кладбище, когда приходишь сначала на сорок дней, потом полгода или год, а может чаще или реже, удивляешься, а как я так живу? Ее то нет, а я есть. Живу без нее, без заботы, смеха, ласки, без любви ...

Утром проснулся, когда солнечный луч начал нагло рваться в глаза. Не задернутая до конца штора стала причиной пробуждения в это субботнее утро. Открыл глаза, вытягивая руку, стараясь нащупать теплую грудь Нади и наткнулся на холодную подушку. Так и есть, жена уже встала и видимо спустилась вниз, оставив меня одного. В доме было тихо, но даже сюда донесся вкусный запах жаренных блинчиков. Завтракать я хотел, но больше мечтал, что проснусь, обниму еще сонную Надюшку, заберусь руками под короткую футболку, сожму упругую теплую грудь, а дальше... Ох, чтобы я сделал дальше. Вчера лег поздно, жена уже спала, отложил занятие любовью на утро, а теперь мучаюсь. Как назло, первый выходной за месяц, а мечты пропали впустую.Встал с кровати, морщась от болезненной твердости внизу живота. Мой друг жил своей жизнью и требовал удовольствия. Когда я занимался сексом? Месяц или два назад? Новый проект настолько завалил меня работой, что я только что не спал у себя в офисе. Приходя домой почти падал на кровать, желая только одного, выспаться. А утром уезжал, не всегда успевая позавтракать. И вот, проект сдан, выходной есть, а жены рядом нет. Гадство!Прошел в ванную, остановился, разглядывая себя в зеркало. Ну что, Даниил Николаевич, завтра вам тридцать пять. Вы многого добились: свой бизнес, счет в валюте, хороший дом в два этажа с бассейном и сауной, а да, еще маленькая дочь, которой три года и красавица жена, которая сбежала на кухню. Супер!Залезаю под душ, включая почти холодную воду, чтобы снять возбуждение и выскакиваю из него через пять минут, клацая зубами. Зато своего добился, могу спокойно надеть тренировочные штаны и боксеры, не порвав их по швам. Вышел из комнаты, спускаясь по широкой лестнице, слушая, как из кухни доносятся голоса дочери и жены. Заглядываю тихо в кухню и улыбаюсь. Мои девочки вдвоем пекут блинчики. Надюшка стоит у плиты, рядом с ней на невысокой скамеечке дочка и наливают в сковороду тесто, затем ловко переворачивают золотистый блин. Рот наполнился слюной, не часто Надя печет блины, а сегодня суббота и домработница на выходном, вот и орудуют они сами на кухне.— Папа! — спрыгивает Вика со скамейки и подбегает ко мне, — Ты сегодня дома? — спрашивает дочь, цепляясь за мою ногу и поднимая взгляд котенка.— Да, Котенок, дома, — улыбаюсь ей и подхватываю на руки. Вика довольно визжит и обнимает за шею.— Мы с мамой блинчики печем, — сообщает дочь, — У нас есть сгущенка и сметана, ты с чем будешь? — смотрит на меня серьезно.— И с тем, и с этим, — пытаюсь шутливо укусить ее за нос, отчего она визжит, смеется.Подхожу к жене, наклоняюсь и провожу губами по изящной шее, покусываю ушко с золотой маленькой сережкой-гвоздиком с бриллиантиком.— Предательница, — шепчу ей, намекая на неудавшееся утро. Надя улыбается и поворачивается ко мне, целуя в щеку.— Вика встала рано, я ушла, чтобы не будить тебя, дать поспать, — оправдывается жена, а я рычу, пытаясь ее укусить. Надя смеется, а Вика восторженно кричит. Мои девочки.— Вечером, — обещает жена и я закатываю глаза, — Отвезу Вику к родителям и весь вечер и ночь наша, — тихо шепчет мне на ухо, отчего в штанах снова становится тесно.— Я запомнил, ты обещала, — наигранно сердито говорю ей, сажая Вику у стола на ее высокий стульчик.— Обещала, значит сделаю, — смеется Надя, а я провожу рукой по ее упругой маленькой попке, черт, как же хочу! — Не трогай, — шутливо бьет по рукам Надя и всовывает мне в руки тарелку с горячими блинами.— Я голодный, как волк, — ставлю тарелку на стол и добавляю, — Похотливый волк.— Папа, что такое похотливый? — сразу подхватывает Вика незнакомое слово, а я как всегда впадаю в ступор при таких вопросах дочери.— Папа хотел сказать прожорливый волк, да папа? — грозно смотрит на меня Надя и я выдыхаю с облегчением.— Ага, прожорливый, ты не расслышала, котенок, — сажусь напротив дочери и тянусь к блинам, складывая себе на тарелку и обильно поливая сгущенкой. Жмурюсь от сладости и вкусности, блин будто тает во рту. — Вкуснотища то какая!— Вкуснотища, мама! — сразу повторяет дочь, но это слово можно, поэтому я киваю с набитым ртом.Надя ставит передо мной чашку экспрессо, а перед Викой какао и садится сама.— Мы сейчас уедем к маме, я отвезу Вику. Мама с отцом собрались вести ее в парк, а потом на день рождения к Варапаевым, там Вику ждет Инга. — докладывает Надюшка, поедая вареное яйцо всмятку. Жена вечно сидит на диетах, хотя мне ее фигура нравится, даже можно чуть мясца нарастить. Она и так стройная, высокая, с длинными волосами пшеничного цвета, красота моя. Сижу любуюсь ею, соскучился, месяц почти не видел.— Ты только отвезешь Вику и сразу домой? — уточняю я, хочу приготовить ей сюрприз, романтический вечер.— Немного побуду у родителей, но в парк с ними не поеду,— Хорошо, — лукаво улыбаюсь я, одной из своих чарующих улыбок.— Так, Золотницкий, ты что там задумал? — прищуривается Надя.— Я? Ничего, — поднимаю руки будто сдаюсь и все равно хитро улыбаясь.— Ну —ну, — не верит мне Надя.