Читать Финальная шестерка

Шрифт

Интервал

Alexandra Monir

THE FINAL SIX

Глава первая

ЛЕО

Рим, Италия

Странно это, когда тебе незачем больше жить. Все острые углы исчезают, ни обрывов, ни вершин больше нет. Краски меркнут, окружающее преобразуется в бессмысленные картинки, нарисованные в одних и тех же серых тонах. Ничто больше не удивляет тебя, не воскрешает таких забытых ощущений, как страх или радость. Другого такого бесчувственного человека нет в мире, но, как только ты начинаешь привыкать к такому существованию, что-то ломается и ты говоришь себе: хватит.

Надеюсь, меня не слишком сурово осудят за то, что я сейчас сделаю. У меня, по правде сказать, и выбора не было. Я думаю об этом уже целый год, с тех пор, как наш город ушел под воду. Я один из тех, кому «посчастливилось» выжить, но ни о каком счастье здесь речь не идет. Хорошо счастье – слышать крики умирающих каждый раз, как закрываешь глаза, и вспоминать все заново, просыпаясь. Ужас не отпускает тебя ни на миг, он дышит тебе в затылок и шепчет на ухо.

На часах 5.35 утра. Пора уходить, пока соседи не проснулись и не помешали. Но сначала надо взглянуть в последний раз на то, что у меня осталось от дома.

В нашем pensione, ранее известном как «Микеланджело», уцелел только четвертый этаж. Три нижних захлестнула волна, приговорив жильцов к мучительной смерти. Я должен был погибнуть вместе с ними и погиб бы, если бы не отправился в тот самый момент с подносом в один из номеров наверху. Пара, потребовавшая принести завтрак, меня, можно сказать, спасла, но зачем? Зачем мне жить вместе с этими чужими людьми, когда моих родных больше нет?

Я смотрю на их вещи, которые достал после с морского дна. Папины потертые шлепанцы лежат на кушетке рядом с романом Элены Ферранте, который читала мама, – уголок страницы 152 загнут. Типографская краска размыта, слова слились воедино, как слезы, но можно еще рассмотреть, что страница обрывается на середине предложения. Одно из незаконченных маминых дел.

Я беру с полки перекошенную серебряную рамку с последней школьной фотографией Анджелики. Смотрю на нее, запоминая веселую улыбку сестренки и ямочки у нее на щеках. Потом встаю и отодвигаю тяжелый железный лист, перекрывающий дверь. Раньше она выходила в светлый коридор с картинами на стенах, но это было до Allagare Grande, до великого потопа. Теперь у моего порога плещется Тирренское море, и лишь узенький деревянный карниз отделяет меня от воды.

В этом новом Риме все пути ведут вверх. В каждом уцелевшем жилище есть такой карниз или мостик, выходящий на passerelle, пешеходную дорожку высоко над водой. Дорожки, в свою очередь, приводят нас на верхние этажи собора, больницы, мэрии, интернет-кафе, даже школы. В школу после потопа, конечно, мало кто ходит. Кафе – дело другое, я сам туда часто наведываюсь. Послушаешь, что такие катастрофы происходят по всему миру, и поймешь, что планета не нас одних невзлюбила.

Все мы видели жуткие снимки нью-йоркской Таймс-сквер. Широкая улица превратилась в реку, над которой торчат крыши бродвейских театров. У континентов больше нет берегов – море захлестывает всех, и богатых и бедных. По воде передвигаться можно вроде бы без проблем: садись в деревянную моторку, которые у всех мостков причалены, и плыви на север, в Тоскану… только не так все просто. По морю волны гуляют, а в Тоскане все переполнено. Очереди на вокзале или в аэропорту надо ждать месяцами, без кучи евро там вообще делать нечего. Да и кто тебе гарантирует, что твой новый город или страна тоже не окажется под водой?