Луна в ночном небе разливала бледное сияние, то окунаясь в стелящиеся облака, то выглядывая из-за них. Землю внизу накрывала призрачная мгла, но как только облако проходило, падавший луч высвечивал дом и неясные формы снаружи. Раскачивающиеся ветви пальм. Старую, растрепанную веревку, свисающую едва ли не до земли меж двух столбиков. И ворота, отмечающие вход в детский приют.
Никакого знака на воротах не было. Ни приветствия, ни обозначения того, что приют – особенный. Кому надо, те и сами все знали, хотя большинство приходящих оставались безымянными. Так было лучше.
Далеко на горизонте облака сгустились в тучи. Там собиралась буря. Пусть не скоро, но рано или поздно дорогу она найдет. Так уж повелось на островах: шторма да ураганы всегда задерживались у края моря, высылая вперед шквалистые ветры и ливни, проносившиеся над сушей, а потом сменявшиеся ненадолго тишиной и покоем небес. Скрытая наполовину луна, ворчанье далекого грома да крепчавший ветер были делом обычным. Как и танцующие вокруг приюта тени.
И лишь одна только тень выпадала из привычной картины.
Мужчина в тяжелом сюртуке – слишком тяжелом для здешней жары – шел, прихрамывая, к двери. Руки у него были сильные, но держать равновесие мешал груз – корзина. Путник явно не желал, чтобы его увидели. Прорвавший облака луч выхватил из темноты заметное перо.
Мужчина поднял повыше воротник и прибавил шагу.
«Хорошо, – подумал он, добравшись до ступенек детского приюта. – Никого не видать».
Осторожно поставив корзину на крыльцо, мужчина приподнял одеяло и заглянул внутрь. Ребенок – девочка-младенец – все еще спал. «Ну и ну. Неужели все дети так крепко спят?»
Взгляд его задержался на ребенке. Снова налетел ветер. Мужчина опустил одеяло и заботливо укутал девочку. Потом достал из своей сумки большую книгу и положил ее вместе с запиской рядом с малышкой. Записка была короткая, ничего лишнего: «Ее мать умерла. Имя – Карина Смит».
Поверх книги лег необычайной величины драгоценный камень, который, поймав лунный луч, вспыхнул кроваво-красным цветом. Рубин.
Немного, да. Но это было все, что мужчина мог дать малышке.