– Слушаешь в оригинале, владеешь французским?
– Нет, просто то, что я себе воображаю, нравится больше, чем в переводе.
(Беседа посторонних).
* * *
Вечер таил злобу, словно нагноившийся палец занозу. За стеной грохотали соседи, занятые, по всей вероятности, подготовкой ко сну. Скоро муравейник затихнет и в комнате гражданина Кошкина Шрота Адамовича воцарятся тишина и покой. Будучи человеком, привыкшим к окружающей среде, затыкал уши ватой и обитал где-то за гранью доступного. Но, невзирая на предосторожности, разнообразные звуки прорывали ватные преграды, проникая в сознание, одним из которых стал скрип отворяемой двери.
Бросив косой взгляд в данном направлении, Шрот Адамович застал виновницу в состоянии покоя, а вот на её неряшливо крашеной грани, беззастенчиво выделялся силуэт чьей-то тени.
– Галлюцинация, – первая мысль.
Между прочим, это могла бы оказаться и она, жаль, черно-белая, но он и цветной не боялся. Кошкин пощелкал выключателем настольной лампы, но фокус не удался. Тень, что томилась на белом масле двери, не исчезла, зато его собственная куда-то запропастилась. Не веря происходящему, а в это и невозможно верить, он перерыл всю комнату, но обнаружить пропавшую не удалось. Обстановка, сложившаяся в комнате, занималась явным терроризмом личности, и Кошкин соглашался, что диктатура – вещь не выносимая.
Осторожно, чтобы не потревожить, кого бы то ни было, встал на цыпочки и, прервав перемещение электронов по проводам, от розетки к лампе накаливания, покинул оккупированное непрошеной гостьей помещение, в одних уже не синих «семейных» трусах.
Вероятно решив, что отходить от дома не имеет глубокого смысла, устроился на лавке под собственным окном. Затем, собравшись с духом, обратился к отражавшемуся на треснувшем стекле расколотому полнолунию и речь при этом, содержала интонации тронной. Поток бурной тирады, вырывающейся вместе с паром дыхания, оборвала чья-то незаконная оккупация жилплощади, маня рукой из окна, явно приглашая.
– У меня, наверное, не все дома, – проговорил Шрот Адамович поникшим голосом, – противоречу сам себе.
Угрозы, полетевшие в открытую фрамугу, не помогли, а вот упоминание о жалобе в письменной форме, подействовало, синяя пижама с белыми горошинами выпорхнула в окно. Выбирать не приходилось.
– Ночная прогулка, чистый воздух, вот он – самый полезный рацион для бездомных, – причитая, самоуспокаивался Кошкин, отдаляясь от дома.
Померещилось или так и есть на самом деле – за ним следили. Опасения вскоре подтвердились, действительно преследовали, попятам плелась чья-то тень и уж точно не шутки ради.
– Прибегнуть к спасению или сдаться в плен? – мысли вслух создавали путаницу, обволакивали мозг липким страхом.
После нескольких акробатических уловок, Шроту Адамовичу удалось прояснить, тень именно его и принадлежит она ему на вполне законных основаниях. Убедившись, решил заглянуть ей в лицо и спросить, в чем дело, сударыня?
– О, творец грешников, – идея, неведомо откуда взявшаяся, возбудила не только мысли Кошкина, но и самого Кошкина. – Тень же обязана повторять ужимки моего передвижения, так как это в точности соответствует предыдущим результатам, полученным всей жизнью, и оттого не забытым. Тупик, о Боги, нужен тупик, лишь он…, чтобы не сбежала, уж наверняка…