В оформлении обложки использован образ апостола Филиппа на древнерусской иконе 13 века
Мне трудно писать эти строки, но я ощущаю, что дни мои подходят к концу. Я много сделал для приближения царствия, но червь сомнения грызет меня изнутри. Наверное, Господь решил до конца испытывать меня и мои стремления. Правильно ли я поступаю, что пишу тебе это письмо? Здесь, в столице, необыкновенно душно: в Смирне>1 уже месяц нет дождя. Каждый день я выхожу из своей обители и говорю толпе, которая внимает мне, о Господе нашем и о его учениках. Ты слышал все эти истории не раз, но толпа просит их повторять снова и снова, и, боюсь, что я начал где-то приукрашивать. Такова беда любого пересказчика.
Однако есть одна история, еще не рассказанная никем. Ты не прочтешь ее в «Изложениях»>2 , ибо не относится она к рассказам, записанным мною, а является тем, что видел и слышал я сам много лет назад будучи юнцом. Когда не помышлял о служении и жил у себя на родине.
Умоляю тебя, не верь написанному, так как и сам я не понимаю тех событий, и за давностью могу приукрасить. А молчать не могу более: пусть пергамент вновь сослужит мне добрую службу и избавит меня от мыслей, которые роятся в моей седой голове. Выслушай меня и забудь то, что я расскажу, не должно этой истории быть в книгах и даже в памяти. Совсем скоро я отправлюсь в последний путь, и тайны Его неисповедимости станут безразличны мне, ибо растворятся в вечной благодати.
Ты знаешь, что в юности я жил на окраине Иераполя с матерью и тремя сестрами. Мы были бедны, мать работала в банях, ухаживая за аристократами, сестры на рынке чистили рыбу, привозимую с Меандра>3, а я устроился посыльным к скупому купцу-филадельфийцу по имени Стахий, что жил в восточной части города. Занимался он учеными свитками и ароматными маслами, и часто в его дом приходили загадочные путники из разных провинций: Галатии и Кипра, Каппадокии и Сирии. Все эти люди казались мне дюже странными: лица их были суровы, они говорили на греческом, который я только начал понимать, и часто упоминали кого-то по имени «Христос». Я должен был прислуживать гостям, чтобы они ни в чем не нуждались. Я носился по городу, выполняя разные поручения, причем, как правило, мне запрещалось рассказывать кому-либо об их присутствии в Иераполе. Ныне меня сие забавляет: как я, ничего тогда не понимающий, оказался деятельным участником тайной общины, епископом которой являюсь теперь.
Но речь не об этом. В те годы Иераполь славился храмами многих богов. Здесь чтили и греческого Аполлона, и сирийскую Иштар, и фригийскую Амму. Чуть ли не каждый день где-то происходили служения с песнопениями и жертвоприношениями, а толпы пророков возвещали скорый приход их божества и кары для всех остальных.
Я варился в этом котле и молился всем богам понемногу. Пока не пришел он…
Я помню тот прохладный вечер, когда в дом постучались двое путников с холмов. Первый был крепким стариком с густой бородой и в добротной одежде, глаза его горели, а брови были чернее ночи – это все, что я отметил при первом взгляде. За стариком прятался тщедушный человечек неопределенного возраста в лохмотьях с большим свертком в руках. Человечек щурился и смотрел так, словно боялся каждого куста.