В психологии, пожалуй, нет другого столь же известного и столь же дискредитированного в XX в. метода исследования, как интроспекция[1]. Интроспективная психология XIX в., созданная В. Вундтом и его последователями, подверглась впоследствии уничтожающей критике. Разработанные школой В. Вундта модификации интроспективного метода были признаны несостоятельными. Но почему-то из этого был сделан вывод, что интроспекция как форма познания[2] вообще неадекватна и неэффективна. Сам этот вывод еще более неадекватен. Объективная психология XX в. и ее вариант – бихевиоризм тоже оказались недостаточно эффективными, тем не менее это не стало поводом для отказа от объективного метода исследования как такового. Почему же большинство исследователей продолжают полагать, что следует отказаться от интроспекции? На основании чего следует забыть о том, что интроспекция эффективно использовалась лучшими умами человечества, по крайней мере на протяжении последних двух с половиной тысяч лет, что вся психическая феноменология была создана на основе интроспекции еще до появления экспериментальной психологии и сама психология как наука возникла в результате интроспекции?
У интроспекции ничуть не меньше заслуг и достижений в психологии, чем даже у экспериментальной объективной психологии, тем более что последняя базируется на интроспекции и была бы немыслима без интроспекции как исследуемых, так и самих исследователей, что я постараюсь показать ниже.
Ситуация с интроспекцией парадоксальна. С одной стороны, вроде бы очевидно, что сознание человека не может быть исследовано как физический объект. Г. И. Челпанов [1918, с. 145–152] отмечает, например, что физические явления одновременно могут быть доступны непосредственному наблюдению большого числа лиц, а психические явления доступны непосредственному наблюдению только того лица, которое их переживает. И о психических состояниях другого лица мы можем умозаключать только на основании того, что сами переживали. Э. Кассирер [1988, с. 7–8] указывает, что физические вещи можно описать в терминах их объективных свойств, но человека – только в терминах его сознания, что требует иных методов исследования. А. А. Гостев [2007, с. 170] подчеркивает, что без самонаблюдения невозможно исследование внутреннего мира человека. Д. Майерс (2001) пишет:
«Есть одна вещь по всей Вселенной, о которой мы знаем больше, чем могли бы узнать в результате наблюдения извне, – заметил К. С. Льюис [C. S. Leyis, 1969, p. 18 и 19]. – Эта вещь – мы сами. У нас есть, так сказать, внутренняя информация; мы в курсе дела» [с. 76].
Можно продолжать цитировать еще долго.
С другой стороны, вызывает удивление слишком уж яростная и эмоциональная критика, которой подвергается интроспекция, что заставляет думать о пристрастности критиков. Может быть, действительно дело не в недостатках интроспекции, а в научной позиции самих критиков, слабость которой лежит в основе их излишней эмоциональности. Как пишет С. Московичи (1998):
Предрассудки и бойкоты – не опираются ли они в основном на возвышенный и научный принцип? [С. 31.]
Нельзя не обратить внимание на то, что