⇚ На страницу книги

Читать Иоанновы кони. Стихи

Шрифт
Интервал

© Владимир Пещера, 2019


ISBN 978-5-0050-4065-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Иоанновы кони

Кто же это затеял? —

всё вкось идёт,

вкривь, —

искалечены звёзды,

кресты вверх ногами, —

Иоанновы кони,

заслышав призыв,

нервно тянут поводья,

гордясь седоками.


На бескрайних

заброшенных

отчих полях

никого,

никого не останется

вскоре, —

сам себе говорю,

что те всадники – прах, —

не такое уж страшное

русскому горе.

Господь нам улыбается с небес…

Господь нам улыбается с небес

и мы с тобой в раю, как будто,

мы тоже тихо улыбаемся кому-то, —

похоже, кто-то взял да и воскрес. —

Господь нам улыбается с небес.

Господь нам улыбается с небес, —
слетаются счастливые минуты,
стихают языки душевной смуты
и замирает  шумный  мелкий бес. —
Господь нам улыбается с небес.
Господь нам улыбается с небес —
и жертв не надо и даров искусных,
и восхвалений буквенных и устных,
и показушных  сказочных чудес —
Господь нам улыбается с небес!

Свет в окошке

Ни слова больше о берёзках,
чтоб… не ускорить их конец! —
вновь развели  легко и просто,
не разобраться, кто ж подлец.
Патриотизм – похлёбка кошке,
когда о русских в нём «ни-ни»…
Зачем такой мне свет в окошке
с особым блеском в наши дни?

Сила

Ты явишь полуденным светом,
луною мерцаешь в ночи,
зарёй поднимаешься где-то
над сонмами спящих  лощин,
идёшь над простором усталым,
касаясь пологих вершин,
скрывая великое в малом
среди среднерусских равнин.
Я слышу тебя в птичьем пенье
и в треске степного костра,
и в шорохе тайном видений,
и в сполохах чуткого сна. —
О! Ты – животворная сила,
в ком вся бессловесная тварь
и люди – живые могилы
иль крады не справленной гарь;
богам и царям ты не внемлешь,
кругами обходишь стеня,
целуешь родную мне землю,
по имени кличешь меня.

Не видать…

Не видать на небе клина
из крикливых журавлей…
Ба! – Знакомая картина! —
Спит унылая равнина,
как и те, кто жил на ней.

Смертный сон пьянее воли,

шьёт крестом да по земле,

всё в оградках свежих поле —

в этот свет несут в подоле,

в мир иной, всяк, на крыле.

Мертвецы терзают небыль,
как живые треплют быль,
и дрожит от ветра стебель,
от того, что он бесхлебен
или просто, что ковыль.
И зовёт тихонько голос, —
Чей? Откуда? Не понять…
И белеет русый волос,
как в снегу упрямый колос,
что забыли прежде сжать.
Не видать на небе клина
из прощальных  журавлей,
только тучек паутина,
а под ней лежит равнина…
Кто продолжит жить на ней?

Бредущая

Ещё жива моя Россия, —

сучит ногой в земной пыли, —

ей жгут лицо ветра косые,

и громы бьют из-за горы,

косноязычный щебет птичий
собраться с духом не даёт,
она с животным безразличием
глядит устало в небосвод,
бредёт, как будто на заклание,
предав богов, продав и крест,
и уповает на предание,
что путь укажет божий перст.

Этой осенью

Повалился на землю я колосом,

с цветом нивы овсяной волосом,

загляделся на луг неба с просинью

поздней осенью, чудной осенью.


К полю жаться спиною не холодно, —

я ещё живой с чувством голода

ко всему, что само в душу просится

дивной осенью, доброй осенью.


Так свежо, так легко мне мечтается,

чувства светлые кружатся стаями,

а нечистые тучкой уносятся

в дали дальние ласковой осенью.


Я лежу, – лишь хорошее помнится, —

проскакала годов моих конница,

показалась подковкой та сосенка, —

что за счастье идёт этой осенью?

Если честно

Да,
мы жили,
как в конюшнях,
где барак, и так и сяк, – барак,