Господь нам улыбается с небес…
Господь нам улыбается с небес
и мы с тобой в раю, как будто,
мы тоже тихо улыбаемся кому-то, —
похоже, кто-то взял да и воскрес. —
Господь нам улыбается с небес.
Господь нам улыбается с небес, —
слетаются счастливые минуты,
стихают языки душевной смуты
и замирает шумный мелкий бес. —
Господь нам улыбается с небес.
Господь нам улыбается с небес —
и жертв не надо и даров искусных,
и восхвалений буквенных и устных,
и показушных сказочных чудес —
Господь нам улыбается с небес!
Не видать на небе клина
из крикливых журавлей…
Ба! – Знакомая картина! —
Спит унылая равнина,
как и те, кто жил на ней.
Смертный сон пьянее воли,
шьёт крестом да по земле,
всё в оградках свежих поле —
в этот свет несут в подоле,
в мир иной, всяк, на крыле.
Мертвецы терзают небыль,
как живые треплют быль,
и дрожит от ветра стебель,
от того, что он бесхлебен
или просто, что ковыль.
И зовёт тихонько голос, —
Чей? Откуда? Не понять…
И белеет русый волос,
как в снегу упрямый колос,
что забыли прежде сжать.
Не видать на небе клина
из прощальных журавлей,
только тучек паутина,
а под ней лежит равнина…
Кто продолжит жить на ней?
Ещё жива моя Россия, —
сучит ногой в земной пыли, —
ей жгут лицо ветра косые,
и громы бьют из-за горы,
косноязычный щебет птичий
собраться с духом не даёт,
она с животным безразличием
глядит устало в небосвод,
бредёт, как будто на заклание,
предав богов, продав и крест,
и уповает на предание,
что путь укажет божий перст.
Повалился на землю я колосом,
с цветом нивы овсяной волосом,
загляделся на луг неба с просинью
поздней осенью, чудной осенью.
К полю жаться спиною не холодно, —
я ещё живой с чувством голода
ко всему, что само в душу просится
дивной осенью, доброй осенью.
Так свежо, так легко мне мечтается,
чувства светлые кружатся стаями,
а нечистые тучкой уносятся
в дали дальние ласковой осенью.
Я лежу, – лишь хорошее помнится, —
проскакала годов моих конница,
показалась подковкой та сосенка, —
что за счастье идёт этой осенью?