Мясистый указательный палец Генерального секретаря ЦК КПСС сдвинул тяжелую занавеску. Никита Сергеевич Хрущев выглянул в высокое окно. Смеркалось. Хмурое октябрьское небо 1962 года придавило Москву, холодный ветер гнал с запада стальные тучи, их грузные подбрюшья так и норовили зацепить остроконечные рубиновые звезды кремлевских башен. В любой момент мог грянуть гром. А могло и разметать мерзкую хмарь усиливающимся вольным ветром.
Так же неустойчиво было и на душе генсека. От его решения сейчас зависела судьба планеты. В соседней комнате ждал приказа министр обороны. В нетерпении почесывал руки главком Ракетными войсками стратегического назначения. Уж как хотелось золотопогонникам пальнуть размещенными на Кубе ракетами по логову империализма – Соединенным Штатам Америки. Вооруженные силы великого Советского Союза замерли как спринтер в низком старте. Подводные лодки с ядерными боеголовками удобно расположились напротив Вашингтона, летчики дежурили в кабинах стратегических бомбардировщиков, люки над шахтами баллистических ракет были открыты. Все ждали команды Верховного главнокомандующего Хрущева.
Накануне Политбюро одобрило сценарий с провокацией противника. Министр иностранных дел подготовил гневную речь о вынужденном ответном ударе, послы в дружественных странах получили детальные инструкции по трактовке Карибского кризиса.
Но генсек медлил. Он ждал судьбоносную посылку из Самарканда. Никита Сергеевич хорошо помнил загадочные слова Сталина, оброненные на одном из застолий в узком кругу приближенных. «Талисман войны, – тихо произнес усатый властелин половины Европы и Азии, хитро прищурился и закончил: – Это и талисман победы».
Хрущев с досадой посмотрел на надгрызенный ноготь. В минуты нервозности к нему неизменно возвращалась глупая детская привычка совать палец в рот. Толстая ладонь раздраженно задернула штору. Генсек оглянулся на помпезные напольные часы с гербом СССР, выполненным из редких самоцветов.
Генерал КГБ Григорий Аверьянов, посланный с тайной миссией в Самарканд, задерживался. Он должен был доставить в Кремль страшную реликвию, обладающую огромной мистической силой. Только прикоснувшись к ней, Хрущев готов был принять судьбоносное для страны и всей планеты решение: отдать приказ нетерпеливым маршалам, уже семнадцать лет скучающим по масштабным боевым действиям.
Хрущев поднял трубку одного из многочисленных телефонов и соединился с помощником:
– Где Аверьянов? – нервный палец генсека лег в уголок губ.
– Никита Сергеевич, самолет заходит на посадку во Внуково, – шепотом доложил помощник.
– Добре, – выдохнул генсек и дернул зубами кончик ногтя.
Григорий Аверьянов лихо выпрыгнул из военно-транспортного самолета на бетонные плиты аэродрома, не дожидаясь, пока выдвинут приставную лесенку. Поток воздуха из-под большого пропеллера качнул генерала, он попытался удержать равновесие, но возраст, видимо, брал свое. Располневшее тело неловко завалилось на левый бок, шов с лампасами выше колена лопнул, ветер неприлично оттопыривал красную ленту на новеньких галифе. Генерал разразился отборным матом, дав выход фонтану злости, накопившейся за время краткосрочного вояжа в Узбекистан.