Полумрак комнаты охраняли чёрные шторы на окнах. От сквозняка тяжёлый бархат иногда лениво покачивался, и солнечный свет вливался между портьерами. Самад лежал на диване и, кажется, спал. Тихо открылась белая дверь, вошёл старший брат в костюме и при галстуке. Он что-то искал, сначала осторожно, потом всё больше раздражаясь, расталкивая книги на полках, стуча дверцами шкафов, наконец он подошёл к столу и торопливо достал из-под блюда с ягодами свой научный труд по математике.
– Зачем тебе понадобилась моя диссертация? – Он пролистывал страницы и понемногу успокаивался. – Если всё время лежать, лежать, лежать… я не понимаю, зачем жить?
– Иди, брат, иди! – приподнял голову Самад, – труд сделал из обезьяны человека. Может, и тебе повезёт.
– А ты уже и такую надежду потерял? – ухмыльнулся брат, поправляя галстук.
– Моей перспективы в мартышкиных надеждах нет.
– Приятных сновидений, – пожелал брат и вышел.
Самад вздохнул, встал и отодвинул портьеру. Солнце ослепило его. День был в разгаре. Внизу под окнами раскинулась рыночная площадь – людской водоворот, разноцветный, шумный. Самад помахал обеими руками белокурой девушке внизу, но она не заметила его. Он опустил штору, и из полутьмы комнаты к нему приблизились чёрные глаза матери:
– Сын, – Губы её брезгливо искривились, – какие у тебя планы с этой… – она показала за окно, – Белобрысой?
Самад покраснел и выпалил:
– Я люблю её, мы поженимся.
– Она русская! – Рассмеялась мать и задумалась. – Это ужасно. Тогда ты мне не сын.
Самад остановился перед зеркалом, изучая своё припухшее и снова побледневшее лицо:
– М… М…
– Ты ведь ни одного экзамена в жизни не сдал! – Высокие брови матери поднялись. – И только благодаря мне заканчиваешь университет!
– Напиши приказ об отчислении – ты проректор.
– Я просто не понимаю тебя! У тебя есть нормальная невеста! Послушная, красивая девочка, дочка премьера! А это и перспектива, и дом, и надёжность!..
– Мама, мне ведь, в сущности, ничего не надо. Не надо мне ни жены, ни дома, ни перспективы твоей, ни мамы, ни папы! Мне всегда надо было другое.
– Что же это тебе надо было? – холодно улыбнулась мать, и он медленно оглянулся на неё, направляясь к выходу:
– Это то, где другой дом и другая перспектива, и другая жена…
Она вцепилась сыну в руку, уловив в глазах его какую-то странную неподвижность. Её пальцы, удерживающие его, побелели:
– Что это? Что ты выдумал?!
Он хотел сделать что-нибудь ненавистное, но лишь выговорил тихо: