Читать Старая лодка

Начал писать я недавно, хотя научили писать меня давно. Ещё раньше научили читать. Спасибо моим родителям, которые во времена отсутствия интернета выписали мне, МОЮ газету. Газету для меня! Это была «Пионерская правда». Журналы, «Весёлые картинки» и «Мурзилку», выписывали раньше, но тут – газета. Я сразу стал взрослее. Детские журналы с минимумом текста и обилием картинок, это как-то совсем по-детски. Начал читать газету, ещё не зная некоторых букв. Просто первая газета пришла чуть раньше, чем нас научили всему алфавиту. Некоторые буквы мне казались не допечатанными или напечатанными неправильно. Сначала подсказывали родители, потом доучили.

То, что все подписки были за деньги, я в том возрасте не думал. Как-то не очень правильно меня (а может быть всех нас учили/воспитывали). Я знал, что буду работать, потому что все работают. Про разницу зарплат не задумывался совсем. Про престижность профессий – тоже. Собеседований и конкурсов, вероятно, в Советском Союзе не было, кроме проходного бала в послешкольное учебное заведение. Да и такого понятия как «Х человек на одно место» я не знал. Не буду утверждать, что это понятие отсутствовало, но я знал про «проходной бал» и всё. Словом, совсем дикий был. Далёкий от современной цивилизации. Я может быть даже экземпляр предыдущей ступени эволюции. Или предпредыдущей.

Большинство из нас говорили, что мечтают стать космонавтами. Хотя, что я пишу? Правильнее – некоторые. Особенно, если спрашивают взрослые. Особенно – если чужие и важные. Но это так – баловство было. Стать моряком гораздо понятнее. Вот оно море, вот они рыбаки, моряки, а вот это, наверное, капитан. Как стать, тем, кем ты хочешь стать, интересовало меньше.

А мне моряком стать не очень хотелось. Я плавать не умел. Не умею и сейчас. Всё как-то руки/ноги не доходят. А как папа – шофёром, хотелось. Когда в очередной раз поехали в отпуск на материк (про «материк» расскажу сразу за вот этим), родители купили билет на паром. Около двенадцати часов морской романтики. Во втором классе. Второй класс– это душная, стальная коробка под палубой, с одним иллюминатором на всех (некоторые коробки без иллюминатора) и с креслами для сидения рядами. Всего человек на двадцать каждая коробочка. Её официально называют каютой. Но это такое официальное название, которое немного отличается от реального состояния.

На палубу нужно было подниматься по высокому и крутому трапу. А на палубе холодно. Ну не совсем холодно, но зябко. И романтика дальних морских путешествий скрылась за горизонтом вместе с очертаниями Сахалина. И всё – «и только море, только море за кормой…». И по бокам море, и впереди море. Качки сильной не было, но попадание в дверь стоило небольших усилий. Не получилось ни романтики, ни любви к морю. Не воспылал я этой любовью и потом, почти до пятидесяти лет, «любил море с берега». Очень любил, но с берега.

А ещё, много потом, мне захотелось стать танкистом как старший брат и я поехал «сдаваться» в военкомат. Чтобы научили профессионально защищать Родину. Любить Родину меня (как, впрочем, многих того поколения) уже научили и отучивать от любви, в то время, не собирались. Военкомат завернул меня из-за близорукости. Типа негоже очкарикам служить. Совсем нигде, здоровые в очередь стоят и дефицита не предвидится. Так и погасла для меня одна из первых путеводных звёзд. Погасла так, что во все последующие мои попытки придумать своё, нужное для общества, предназначение, я учитывал свою «неполноценность». Не стал учитывать уже ближе к тридцати годам. Причём ближе к тридцати, когда мне было уже тридцать, но ещё далеко не сорок. Получается, что к тридцати ближе.