⇚ На страницу книги

Читать Крысолов

Шрифт
Интервал

Город Гаммельн

(Глава первая)

Стар и давен город Гаммельн,

Словом скромен, делом строг,

Верен в малом, верен в главном:

Гаммельн – славный городок!


В ночь, как быть должно комете,

Спал без просыпу и сплошь.

Прочно строен, чисто метен,

До умильности похож


– Не подойду и на выстрел! —

На своего бургомистра.


В городе Гаммельне дешево шить:

Только один покрой в нем.

В городе Гаммельне дешево жить

И помирать спокойно.


Гривенник – туша, пятак – кувшин

Сливок, полушка – творог.

В городе Гаммельне, знай, один

Только товар и дорог:


Грех.


(Спросим дедов:

Дорог: редок.)


Ни распоясавшихся невест,

Ни должников, – и кроме

Пива – ни жажды в сердцах. На вес

Золота или крови —


Грех. Полстолетия (пятьдесят

Лет) на одной постели

Благополучно проспавши, спят

Дальше. “Вдвоем потели,


Вместе истлели”. Тюфяк, трава, —

Разница какова?


(Бог упаси меня даже пять

Лет на одной перине

Спать! Лучше моську наймусь купать!)

Души Господь их принял.


И озаренье: А вдруг у них

Не было таковых?


Руки – чтоб гривну взымать с гроша,

Ноги – должок не додан.

Но, вразумите, к чему – душа?

Не глубоко ль негодный


– Как жардиньерка – гамак – кларнет —

В нашем быту – предмет?


В городе Гаммельне – отпиши —

Ни одного кларнета.

В городе Гаммельне – ни души.

Но уж тела за это!


Плотные, прочные. Бык, коль дюж,

Дюжины стоит душ.


А приосанятся – георгин,

Ниц! преклонись, Георгий!

Города Гаммельна гражданин, —

Это выходит гордо.


Не забывай, школяры: “Узреть

Гаммельн – и умереть!”


Juri, и Ruhrei, и Ruhr uns nicht

Аn[1] (в словаре: не тронь нас!) —

Смесь. А глаза почему у них

В землю? Во-первых – скромность,


И… бережливость: воззрился – ан

Пуговица к штанам!


Здесь остановка читатель. – Лжешь,

Автор! Очки втираешь!

В сем Эльдорадо когда ж и кто ж

Пуговицы теряет?


– Нищие. Те, что от грязи сгнив,

В спальни заносят тиф, —


Пришлые. Скоропечатня бед,

Счастья бесплатный номер.

В Гаммельне собственных нищих нет.

Был, было, раз – да помер.


Тощее ж тело вдали от тел

Сытых зарыть велел


Пастор, – и правильно: не простак

Пастор, – не воем “осанна!”

Сытые тощему не простят

Ни лоскута, ни штанной


Пуговицы, чтобы знал-де всяк:

Пуговка – не пустяк!


(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)


Пуговицею весь склад и быт

Держатся. Трезв – застегнут.

Пуговица! Праадамов стыд!

Мод и свобод исподних —


Смерть. Обывателю ты – что чуб

Бульбе, и Будде – пуп.


С пуговицею – все право в прах,

В грязь. Не теряй, беспутный,

Пуговицы! Праадамов крах

Только тобой искуплен,


Фиговая! Ибо что же лист

Фиговый (“Mensch wo bist?”[2]) —


Как не прообраз ее? (“Bin nackt[3],

Haг, – потому робею”) —

Как не зачаток, не первый шаг…

Пуговица – в идее!


Пуговицы же (внемли, живот

Голый!) – идея – вот:


Для отличения Шатуна-

Чад – от овец Господних:

Божье застегнуто чадо на

Все, – а козел расстегнут —


Весь! Коли с ангелами в родстве,

Муж, – застегнись на все!


Не привиденьями ли в ночи

– Целый Бедлам вакантный! —

Нищие, гении, рифмачи,

Шуманы, музыканты,


Каторжники…

Коли взять на вес:

Без головы, чем без[4]

Пуговицы! – Санкюлот! Босяк!

От Пугача – к Сэн-Жюсту?!

Если уж пуговица – пустяк,

Что ж, господа, не пусто?


Для государства она – что грунт

Древу и чреву – фунт


Стерлингов. А оборвется – голь!

Бунт! Погреба разносят!

Возвеселися же, матерь, коль

Пуговицею – носик:


Знак добронравия. (Мой же росс

Явственно горбонос —

В нас[5]