Читать Стану рыжей и мертвой, как ты

Шрифт

Интервал

* * *

…

Какое это счастье, что наши мысли никому не дано услышать или прочувствовать. Иначе как же стыдно было бы жить, зная, что ты – как на ладошке и о тебе всем все известно. Даже то, с каким удовольствием ты, пусть и мысленно, простреливаешь чью-то голову или вонзаешь нож по самую рукоять в сердце… Хотя нет, вряд ли это ощущение можно было бы назвать удовольствием. Нет, это просто наступивший в твоей душе (и такой долгожданный) покой. Вот как это можно назвать. Хотя, возможно, для этого чувства просто не придумали еще слова, настолько все это сложно и неоднозначно. Но все-таки чувство горькой радости – вот оно, и оно реально, переполняет меня, когда я вижу последствия своих действий… Главное – насытить эту жажду, утолить, освободиться наконец… Накормить этого пожирающего тебя изнутри зверя, имя которому – месть.

Когда же я стала убийцей? Помню ли я, когда меня охватило это сильное чувство – желание убить? Да, отлично помню. Мне не забыть его никогда. Помню этот момент буквально во всех подробностях. Солнце, теплая трава, птичий гомон, раздавленная земляника, прилипшая к подошвам, аромат этой мелкой, красной, зернистой переспевшей ягоды, разлитый над поляной…

1. Лина Круль

Вот почему все самые важные, судьбоносные решения мы принимаем в юности, когда действуем, подчиняясь скорее чувствам, чем разуму? И ведь от этих самых решений зависит ну просто вся жизнь! Причем совершая ошибки, мы первое время не хотим в них признаваться и ищем оправдание своим отчаянным поступкам, и даже подгоняем саму жизнь под них, а в результате расхлебываем сложившееся долгие годы. Но как горячи мы в своих суждениях, как непоколебимы в принятых решениях! Сейчас, оглядываясь назад, я спрашиваю себя, как бы я поступила теперь, когда голова моя холодная и мозг как будто бы стал старше и научился принимать правильные решения? Думаю, что я поступила бы так же, ну или почти так же, разве что поостереглась подпускать к себе очень близко людей, которых я включила в свой опасный план. В то время судьба этих людей волновала меня меньше всего. Они должны были сыграть роль инструментов в моем деле. И я старалась не думать о том, что они – живые существа, со своими чувствами, с сердцем, которое пока еще не утратило способности любить. Но, видит бог, я не желала им зла. Единственное, что мне было от них нужно, – это помощь. И не так уж много усилий с их стороны было потрачено, чтобы я считала себя обязанной им. К тому же я думала тогда, что у каждой услуги есть своя цена, и я готова была заплатить за нее. Может, не сразу, но потом – уж точно. Я знала, что у меня все получится.

…Я вошла в супермаркет, и мне показалось, что все смотрят на меня, будто бы я голая. Хотя на мне были джинсы и мужская рубаха в клетку. Зубы мои стучали, несколько раз я даже прикусила язык. А внутри моего тела и вовсе все клокотало, в животе бурлило, словно туда плеснули дрожжей. Это были разбушевавшиеся нервы. И больше всего я боялась, что в какой-то момент я не выдержу, сорвусь и если не умру прямо здесь, растянувшись на теплых по-летнему плитках пола, то взорвусь, как бомба.

Ноги сами привели меня в туалет. Выйдя из кабинки, я подошла к раковине и пустила горячую воду, выдавила себе в ладонь мыльную пену и принялась мыть руки. Словно дьявол нацепил мне на глаза очки с кроваво-красными стеклами – глядя на свои руки, я видела красную пену, а руки почему-то не отмывались и продолжали быть жирными и липкими от крови. Вот что такое воспаленный мозг! Откуда, спрашивается, взяться кровавой пене, если руки я отмыла еще в роднике? Да и одежду, перепачканную кровью, я спрятала в кустах, да еще в таком месте, где ее точно никто и никогда не найдет.