Радостное солнце ныряет в синеющем безоблачном небе. Весело трещат льды. Тают снега. Хлопотливо бегут мутной водой ручьи. И во всем – пробуждение, вера, предчувствие идущей бодрой и светлой жизни.
Святыня убогой комнатки тихого Назарета, неслышный трепет сердца Пречистой Девы. И глава склонилась пред вестником неба, а лилии белеют в руках архангела.
«Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою!»
После веков проклятия – впервые это слово благословения…
И человечество запомнило эти слова и – скоро уже два тысячелетия – посылает их обратно в то небо, из которого они ниспали на несчастную землю, как весть свободы и счастья.
Свобода, свобода!
Вместо прежней земной неволи без надежды и просвета, мы стоим теперь пред распахнувшимися для нас дверями рая. И что нам годы, жизнь лишений, слез, недочетов пред громадой того счастья?
Свобода!
Везде по России выпускают птиц из клеток. И, следя за их отлетом из плена в бесконечность ясного прогретого воздуха, мы предчувствуем и наш неизбежный отлет туда, в блаженную даль.
Белеют лилии архангела. Открылось новое счастье. Предчувствие иной, высшей жизни стоит в этот день над вселенной. И тих в солнечных нитях взмах бело-розовых крыльев. Непорочны белые лилии…
Мне вспомнилось одно священное детство. Мне вспомнился дальний Назарет, на берегу прекрасного, задумчивого, ласкового озера Тивериадского, среди цветущей, тихой, благоухающей Галилеи, с ее волнистой поверхностью, ее белыми голубями, с ее зеленеющими жатвами.
Среди этой тихой, ласкающей душу успокаивающей природы развивается Его детство…
То следит Он за работой мнимого отца Своего Иосифа: смотрит, как древесный материал быстро преобразуется в старых и опытных руках, крепко держащих инструменты работы. То следит Он за быстрым веретеном в руках Пречистой Девы Марии, превращающей пряжу в длинную бесконечную нить шерсти. То долго, долго смотрит Он, как белый парус скользит, чуть заметно, по тихой поверхности Тивериады, и челн оставляет быстро сглаживающуюся струйку. То смотрит Он на белых голубей, как они стаей кружатся у крыльца их дома, когда Дева Мария выйдет к ним с зерном в соломенной корзине. То стоит Он, замерев неподвижно, созерцая невыразимую небесную славу, в час солнечного заката. То всматривается подолгу в небесные звезды, что горят, переливаются, что-то шепчут земле с высокого свода…
Все покрыто тайной, все покрыто тишиной в этом священном детстве, в этих первых, незримых миру, годах Отрока Иисуса.
Как происходит таинственное единение Его с Отцом: сходит ли Бог Отец к Сыну, никем не видимый, беседуя с Ним и подкрепляя Его Божественными Своими словами в Его тяжком земном подвиге? Рисует ли Он годы проповедничества и скитания, показывая Ему крест, который вольной-волей избрал Он Себе до начала веков и на который взойдет для освобождения человечества в Своей великой, распаляющей Христово сердце любви?
Видит ли отрок – когда один рвет цветы на лугу – окружающих Его ангелов, которые роем спускаются с неба и невидимо преклоняют пред Отроком Иисусом встречающиеся пред Ним на пути молодые деревья?.. Все тишина, все тайна, которую никто не постиг, которая заключена в этих священных днях Назарета, как высочайшего достоинства сокровище в бесценный ковчег.