Читать Убийство – дело житейское

1

Был невыносимо душный летний полдень, когда Эвелина Родионовна Пазевская вернулась с рынка домой. К этому времени жгучее азиатское солнце уже успело раскалить город добела, и под его ослепительными лучами восточный базар полыхал всеми оттенками ханатласа. Было почти 42 градуса в тени, однако, женщина этого не замечала: ее знобило, ощущение не проходящей усталости усугублялось тяжелой депрессией. Эвелина открыла дверь своего дома и медленно вошла. Внутри было прохладно и тихо. Старая дореволюционная постройка со стенами толщиной в метр надежно предохраняла помещение от зноя и городского шума. Лина еще не привыкла ни к своему одиночеству, ни к гробовой тишине, царившей в доме, а потому сразу же включила радио. Передавали сводку погоды. Сообщали, что по прогнозам синоптиков первая декада июля 1974 года ожидается самой жаркой за последние двадцать восемь лет. Женщина побрела на кухню, водрузила кошелку с продуктами на стол, поставила чайник на газ и вяло опустилась на табурет.

– Двадцать восемь лет…почти половина моей жизни, – пробормотала Пазевская и принялась разбирать принесенные овощи. Чуть позже, переодевшись и заварив дрожащими руками зеленый чай, она села за стол и глубоко задумалась. Ей припомнилось, как осенью 1941 года их семья попала в этот дом. Тогда им, четырем измученным эвакуацией женщинам – ей, матери и двум сестрам – после ужасов фашистских бомбежек и грязи забитых до отказа вагонов с беженцами, он показался оазисом, в котором их ожидает тишина и надежда. Первой порог переступила Лариса – младшая сестренка. В сорок первом ей было шестнадцать лет. Тогда она была хорошенькой, живой, черноглазой девушкой.

Лина налила в пиалу чай. Тяжелые слезы тяжелыми каплями падали в кипяток: Ларочку Эвелина Родионовна похоронила около двух лет тому назад. Жизнь у сестры не сложилась: ни интересной профессии, ни семьи. Чтобы не чувствовать себя пустоцветом, она посвятила себя воспитанию двух дочерей Эвелины. Когда девочки выросли и разъехались, Лара сразу потеряла интерес к жизни, как-то сникла и вскоре умерла от лимфогранулематоза.

– Похоже, рак, унесший ее так рано – следствие отчаяния и тоски, снедавших ее много лет. Хотя, кто знает, может такова наследственность. Мама тоже скончалась из-за него! Но ей было шестьдесят пять лет, а Ларисе не исполнилось и пятидесяти. Вообще-то, это странный дом… Вроде бы, жили мы в нем не плохо, но смерть уносила отсюда всех в самом расцвете сил!

Воспоминания овладели Эвелиной Родионовной и перед ее внутренним взором встали события 1952 года. Тогда здесь, на этой самой кухне покончил жизнь самоубийством ее муж, Александр Пазевский. Он был хирургом. Все утверждали, что он – врач от Бога. Сашу Лина обожала. Их роман начался еще в Киеве, накануне войны. Они даже успели прожить вместе полгода прежде, чем он ушел на фронт. В сорок четвертом после серьезного ранения Александр приехал к ним, в Среднюю Азию, полный надежд и любви. Вскоре Лина подарила ему дочь – Танечку. В тот же год Пазевского назначили начальником военного госпиталя. Он оперировал, спасая всех, кого было возможно, работал, не щадя себя, до тех пор, пока в 1952 году в разгар антисемитской компании против врачей, им конфиденциально не сообщили, что Александра должны арестовать по сфабрикованному против него уголовному делу о вредительстве. Друзья так же предупредили их, что есть распоряжение, по которому после ареста Пазевского его жену и дочь, как семью репрессированного еврея, предполагают выслать в Сибирь – они были в списках тех, кого НКВД предполагало депортировать. Саша во время войны повидал многое, а потому не имел никаких иллюзий по поводу советского правосудия. К тому же, он был отличным специалистом. Что он принял, Лина не знала. Скончался Пазевский быстро и, как ей показалось, без особых мучений. После его кончины к Эвелине Родионовне – русской, урожденной Хидновой и ее семилетней дочери Тане у советской власти никаких претензий не осталось. В тот момент Эвелина, наверняка, сошла бы с ума, если бы не обнаружила, что ждет ребенка. Через восемь месяцев у нее появилась Леночка – это было самое дорогое, что оставил ей муж после двенадцати лет семейной жизни.