Лёня почти всегда сидел на последней парте, потому что там ему спокойней всего. Учителя думают, что на последнюю парту садятся первые двоечники специально, чтобы их не спрашивали, хотя любой дурак знает: неважно, где ты сидишь – всех спрашивают по журналу. Странные люди: сами изобрели эту журнальную схему, но продолжают думать, будто дальний конец класса для учеников – это какое-то спасение от двоек.
На последней парте не так сильно чувствовался взгляд учителя, который почему-то был устремлён именно на Лёню (по крайней мере, ему так кажется). Такой взгляд особенно тяжело переносить, если он сверкает из-под очков с толстыми стёклами, типа тех, которые у географички. Тогда складывается ощущение, что на тебя выплеснули двойную порцию непоколебимого учительского авторитета. К тому же, глаза под толстыми стёклами выглядят угрожающе большими, как у непропорциональных мультяшных героев.
Но в последней парте есть и минус. Когда в очередной раз скажут: «Лёня, ты как всегда получил двойку», все остальные ребята развернутся и заглянут ему в лицо. Без этого никак нельзя! Как будто есть такое правило или закон: если назвали кого-то с последней парты, немедленно всем нужно на него уставиться.
Лёне его одноклассники не нравились, а он не нравился им, так что всё было по-честному. Его не обижали, но старались не обращаться к нему лишний раз. Словом, вели себя так, будто Лёня всего лишь какая-то мебель в кабинете. Лёня, в свою очередь, чтобы не оставаться в долгу, считал своих одноклассников дополнением к партам.
Так они сосуществовали уже седьмой год. Кто-то уходил в другие школы, кто-то наоборот – приходил, учителя менялись, появлялись новые предметы, но одно оставалось неизменным: Лёня всегда стоял особняком, словно его всё это не касалось.
В тот день он сидел на уроке математики, вырезая циркулем на парте своё имя, и абсолютно не вникая в слова учителя. Всё равно это никому не нужно. Разве что учителю. Такая работа: говорить ненужные вещи и получать за это зарплату. А работа учеников: слушать и запоминать так, будто это хоть сколько-нибудь полезно. При этом и ученики, и их родители знают, что учителя занимаются совершенно бесполезным делом. Это вообще все люди на планете знают. Да, и сами учителя тоже. Вот вы любому скажите: ну-ка, давай, выкладывай формулы сокращенного умножения. И он вам не выложит их ни за что, если только он, конечно, не фанатик какой-нибудь. А это всего лишь математика седьмого класса. Беспощадная и ненужная.
В общем, такой своеобразный театр абсурда, в котором все словно договорились делать вид, будто вставать на протяжении одиннадцати лет в несусветную рань и до обеда заниматься тем, что никогда тебе не пригодится – это нормально.
Вот о чём думал Лёня, когда в кабинет постучали и, не дожидаясь разрешения, тут же открыли дверь. Это была психолог. Нет, не так. Это была психологичка. Маленькая сухая женщина пожилых лет, с таким же маленьким и сухим ртом. Она сказала:
– Можно мне Лёню на несколько минут?
Нет, опять не так. Сначала Лёня услышал:
– Бу-бу-бу-бу?
Это потому, что ему было плевать на происходящее в классе, все звуки на уроках сливались для него в неопределенный гул, в котором ничего не хочется различать.