Читать Патриарх Тихон. Пастырь

Младенчество – дивное продолжение вечности. Жизнь для младенца – Вселенная материнского тепла, а все земные неудобства, все горести – мокрые пеленки да газы, тревожащие животик.

Вечность не спешит расстаться со своими птенцами. Уже и ножки бегают, и речь разумна, но сладкий сон полубытия все длится, длится… Чудо пробуждения нежданно.

И вот стоял он на изумрудной земле. За лугом темные ели, как церкви, а иные похожи на древний отцовский молитвенник: ветви расходятся от ствола строчками тяжелых славянских букв.

Должно быть, это и есть книга – для зверей, для птиц. Тень от ельника густая, под нижними лапами сидят сумерки, ждут своего часа.

Перевел глаза на луг, на пригорок, и уж так сладко вздохнулось: свет! От земли до небес, а небесам конца и краю нет. На пригорке по зеленой траве золотые гвоздики. Лютики. Каждый цветок до краев полон сиянием. От подошвы пригорка до вершины – камни. Горяче-розовые, длинные, как рыбы. Они словно плывут, стремясь в небо.

Ели – тайна, камни – тайна. Цветы – тоже тайна. И свет. Сердце стучало, под горло подкатил комочек. Пришлось нахмуриться, чтоб одолеть неведомые слезы.

На первую свою вершину, на бугорок среди луга, он взошел сосредоточенный, серьезный. Медленно поворачиваясь, оглядел мир, сотворенный для него Всевышним. Положил руки на грудь, запрокинул голову, сказал небу:

– Я – Василий.

Голова закружилась. Он лег, раскинул руки. И одна рука нашла камень, а другая – нежную чашечку цветка.

Было слышно, как муравей идет, раздвигая травинки: из бездны света смотрел Всевышний.

– Господи! – позвал Вася тихохонько, не ожидая, что Бог явится ему. – Гос-по-ди!

Сладко говорить со Всевышним сердцем, сладко слышать само слово «Господи». Маменька Анна Гавриловна говорит: «Боженьку надо любить».

Васе хочется растопырить свое сердечко, обнимая землю, небо, батюшку, матушку, братцев, няню Пелагею, весь погост Клин, где они живут, – избы, церковь, людей.

– Господи, я люблю Тебя!

Слова сказаны, но ведь надо что-то сделать, а что? Душа волнуется, сердце беспомощно сжимается…

– Вася!

Маменька кличет. Вскочил, замахал руками.

– Мы за ягодами, ты пойдешь с нами?

– Иду!

Стремглав побежал с пригорка, но на лугу остановился, оглянулся на розовые камни. Эти камни положил здесь Бог, но зачем? Почему – розовые? На лугу камни окатные белые, а здесь – розовые, длинные, как рыбы.

Из дому вышла няня Пелагея с корзиной для себя и с берестяным лукошком для любимца Васи. Пелагея – батюшкина родственница. Нянчила и Павла, и Ваню, и Васю. Теперь она ходит за скотиной, а за Васей только приглядывает. Подрос. Четыре года стукнуло.

За няней вслед, как на пожар, скатился со ступенек крыльца Ваня. Ему девять. Осенью поедет в Торопец, в духовное училище. У Вани лукошко из лыка, за плечами – лук, на боку – колчан из старой рукавицы. В колчане стрелы – ивовые прутики, но одна настоящая. С хвостом из гусиного пера, с железным наконечником. Стрелу Павел привез.

Появляется, наконец, и сам Павел. В соломенной шляпе, в высоких холодных сапогах. Маменьку перерос. Ему двенадцать лет. В последний класс духовного училища пойдет. У Павла в руках сачок и папка для гербария. У него в лесу научные цели.