Читать Хочу танцевать с тобой

Посвящается тому, кто обещал читать все мои книги.

Снова проснулась от того, что кричала во сне. Я отлепилась от подушки и оттолкнула ее от себя, прильнула щекой к прохладной простыне. Мне снился один и тот же сон: я звоню в скорую.

В тот день мама не пошла на работу. Отец ворчал, собираясь: «Вечно у тебя голова болит! Эти мигрени – несуществующая болезнь». Хлопнула дверь. Мама встала с кровати, чтобы привычно поцеловать меня перед школой, лицо ее исказилось, она стала так часто и судорожно дышать, что я испугалась. Бросилась к ней и успела подхватить обмякшее тело. Мы рухнули на пол. Я еле умудрилась удержать ее так, чтобы она не ударилась головой. Закричала страшным чужим голосом: «Мама! Мамочка, что с тобой?», но она не отвечала. Я сидела, бережно держа её под голову и прижимаясь щекой к её лбу. Через несколько минут она попыталась что-то сказать, но получалось только мычание. Ее бледное перекошенное лицо напоминало маску из школьной театральной студии. Я попыталась втащить её на кровать и устроить поудобнее, послышались звуки подступающей рвоты.  Я не понимала, что делать. Наконец, усадила маму на кровать так, чтобы голова ее опиралась на подушку и немного свешивалась набок, поползла к сумке, которая валялась у двери. У мамы уже случались обмороки, но рядом всегда были бабушка или папа и они справлялись с этим. Вызывали скорую! Нашарить мобильник в сумке никак не удавалось, и я просто вывалила всё её содержимое на пол, наконец он найден, я никак не могла сообразить какой номер нужно набирать?

– Скорая, слушаю.

– Здрасте… – я задыхалась, мысли путались в голове, слова вырывались как-то прерывисто с придыханием, – маме пло…хо. В горле пересохло, и я вдруг начала икать.

– Возраст?

– Ей… ик… пло…хо, слышите?

– Возраст какой? – строго спросила трубка.

– триннадцать – ик…

– Маме сколько? – негодовала трубка.

– Тридцать…ик, ой, семь, – я никак не могла сдержать икоту. Я запретила себе бояться, надеясь, что все обойдётся. Икота не отступала, тогда, чтобы подавить её, я надула щеки и задержала дыхание, и вдруг от этого стало так смешно. Я, как могла, старалась хихикнуть не очень громко, но плохо получалось. Слёзы потекли по лицу, я снова икнула и уронила телефон на пол. Гудки. Вызов был прерван. Я набрала номер.

– Тетенька, ахахх-ик, – хрипло, еле сдерживаясь, кричала я в телефон, – скорую ик…ой, при…ик…ой…шлите, ахахах, – и вроде уже надо успокоиться, а я не могла.

– Дети что ли балуются?  – сказали в трубке и сбросили вызов.

Я не верила своим ушам. Скорая отказалась принимать вызов. Я набрала номер снова, сквозь слезы еле разбирая цифры. Я почти не слышала слов стандартного приветствия и не смогла ничего сказать в ответ, потому что смех набрал свою высоту и я не могла остановиться.

– Дети, не занимайте линию! Кому-то может быть сейчас требуется помощь! Имейте совесть!  – истерично кричал женский голос мне в ухо, а я хваталась руками за предметы и роняла их на пол, еле стоя на ногах, и хохотала, то держась за живот, то хлопая себя по коленкам. Я хотела разогнуться и протереть глаза от слёз, вздохнула, резко выпрямившись, и со всей силы ударилась макушкой об острый угол навесной книжной полки. Книги повалились, водопадом увлекая за собой тетради, фотографии и какие-то мелкие бумажки. Я сидела на полу держа рукой голову, заплаканная, растерянная, размазывая сопли по лицу, не понимая, что со мной случилось.