Тото снился самый приятный сон в её жизни. В этом сне присутствовала огромная пицца пепперони, целое ведро спагетти со сливочным сыром, а на десерт – гигантское пирожное тирамису, в которое можно было закопаться всей мохнатой мордочкой. И тут её ОЧЕНЬ ГРУБО вернули из сладкого сна в холодную лондонскую ночь.
БАХ, БА-БАХ и даже БАХ-БАРАБАХ и близко не передают, какой ужасный грохот прокатился по обычно столь тихой городской улице. Эта ночь была из тех, когда и вы, и я лежали бы у себя в постелях, завернувшись в несколько одеял и подсунув под ноги грелку. Такой ночью ни одно разумное существо не вздумает выйти наружу, пока за окном не встанет неторопливое зимнее солнце, сделав новый день мало-мальски приемлемым.
Но это всё относится к людям. Чего уж говорить О КОШКАХ! Ни одна кошка на земле не согласилась бы ни за какие блага вылезти из тёплой постели в такую холодрыгу. Приличное кошачье общество немедленно отвергло бы навеки такого безумца! НЕТ, НЕТ и ещё раз НЕТ. «Оставьте эту суету крысам и лисам, – сказало бы большинство кошек. – Покрепче зажмурьтесь, свернитесь в клубок, и увидимся завтра утром. Не раньше, ох, половины двенадцатого…»
Именно поэтому Тото так рассердилась и только чуть-чуть испугалась, когда ВСЕМОГУЩИЙ ГРОХОТ раздался откуда-то с улицы, со стороны помойки.
Тото повернулась к Маме и Папе. «Они ведь быстро разберутся с этой проблемой, да?» – подумала она. Но они продолжали спать, даже не шелохнулись.
«Возмутительно, – подумала Тото. – Кто здесь кошка, а кто человек? Это же наше дело – спать сутки напролёт, а ваше – кормить нас, гладить, окружать вниманием, развлекать, расчесывать, распахивать перед нами двери, открывать для нас краны с водой, массировать нам лапки, и, что самое главное… НЕМЕДЛЕННО ПРОСЫПАТЬСЯ, КОГДА СНАРУЖИ ШУМИТ КТО-ТО СТРАШНЫЙ! Это ведь честно и справедливо… Короче говоря, это НАШЕ, кошачье дело – быть сонями!»
Она оглянулась на своего брата Сильвера. У него была серебристо-серая шёрстка, а ещё большой пушистый хвост и белые «носочки» на лапах.
Сама Тото, в отличие от брата, представляла собой комок чёрно-серо-коричневого меха. Особенно пушистой она становилась к зиме, когда шубка её делалась совсем густой. Вокруг шеи у неё был пышный воротник, с которым она отлично смотрелась бы при английском дворе времён королевы Елизаветы. Хотя родилась она вовсе не в елизаветинской Англии, а в области под названием Апулия, на самом каблуке итальянского сапога. Они с Сильвером раньше были бродячими кошками и прибыли в Лондон всего три недели назад, когда их подобрали и увезли к себе домой двое добрых людей, которых они теперь называли Мамочкой и Папочкой. Или, как по-итальянски сказала бы Тото, Мамма и Папа. Эти самые люди сейчас лежали у себя в постели и дружно посапывали.
– Сильвер, – прошептала Тото. –