Читать Голоса. Книга первая. История движения индеанистов

Я давно хотел прочитать книгу о людях, которых в нашей стране называют словом «индеанисты». Мне не нравится это слово, но другого не нашлось. И за эту книгу должен был взяться не я, а кто-нибудь ещё, потому что я никогда не причислял себя к индеанистом. До определённого времени я вообще ничего не знал о них. Мне нравилось изучать историю колонизации американского континента, интересовали некоторые индейские племена и отдельные личности. Чем глубже я проникал в их историю и культуру, тем крепче становились мои «пристрастия». Одно огорчало: у меня не было единомышленников, а мне очень хотелось обмениваться впечатлениями и делиться знаниями. Знания нуждаются в том, чтобы их разделяли с кем-то. В школе на меня смотрели как на чудака, ведь у всех имелись общие увлечения, а я был один-одинёшенек. Впрочем, некоторые мои одноклассники пытались порадовать меня и пару раз своровали для меня библиотечные книги про индейцев. Так на моей книжной полке появилась сначала «Последняя граница» Ховарда Фаста, затем «Песнь о Гайавате» Лонгфеллоу. Обе с дарственными надписями от моих закадычных тринадцатилетних друзей и с отрезанными уголками страниц, на которых прежде красовались библиотечные печати.

Когда же я стал собирать материал для этой книги, то оказалось, что в детстве делал то же, что и многие другие, кого позже стали называть индеанистами.

Мы оказались чертовски похожи: жадно накапливали газетные и журнальные статьи об индейцах, вырезали картинки из журналов и книг. Всё это вклеивалось в альбомы и тетради. Девочки вклеивали в свои альбомы цветочки и бантики, а мы – всё, что имело отношение к «краснокожим».

Однажды я вырезал из энциклопедии страницу с фотографиями к статье «Индейцы». То была не библиотечная энциклопедия, а наша собственная, она до сих пор никуда не делась, и полки шкафа прогибаются под её тяжестью. Но ведь всякий раз, чтобы полюбоваться той фотографией, надо было лезть в шкаф, листать тяжеленный том, искать, а мне хотелось взять книгу, где собрано сразу всё желаемое. И я составлял свою «энциклопедию». Для этого приходилось бессовестно портить журналы и книги, коим не повезло только потому, что там присутствовали фотографии или рисунки с индейцами, и добытые «ценности» перекочёвывали в альбом, где всё собиралось в единое целое, в единый мир, который можно неторопливо листать и всматриваться в лица и фигуры, сливаясь с ними… В одном из присланных мне для этой книге писем я обнаружил ту самую страницу из Большой Советской Энциклопедии, и это означает, что не только я покусился на тяжёлый том с буквой «И», не только на мне лежит грех этого подросткового преступления…

Сколько раз пытался я выхватить из прошлого тот самый момент, когда в меня проникла бацилла любви к индейцам. Это была именно любовь, а не увлечение перьями и томагавками. Копаясь в муравейнике моих чувств, я склоняюсь к тому, что зараза проникла в мою душу после просмотра фильма «Белые волки». Помню, как в пионерском лагере мальчишки обсуждали какие-то фильмы про индейцев, а я понятия не имел, о чём речь. Кто-то восторженно повторял имя Зоркого Сокола и название фильма. Вернувшись домой, я помчался искать афишу со списком кинотеатров Москвы (стояли такие огромные стенды на улицах – алфавитный перечень всех кинотеатров с указанием всех сеансов на ближайшую неделю) и там – о чудо! – обнаружилось, что в «Ангаре», ближайшем от нас кинотеатре, показывают «Белых волков». До кинотеатра ехать минут двадцать на трамвае, затем пешком петлять по каким-то проулкам. Я был домашним ребёнком, и для меня, десятилетнего мальчугана, такая поездка превращалась чуть ли не в поход на край света. И там, на краю света, я шагнул в мир, который поглотил меня. Бойня в форте Робинсон произвела на меня неизгладимое впечатление. А Зоркий Сокол – отважный, честный, сильный, красивый и справедливый, был настоящим героем. В первую очередь потому, что был справедлив. Хотелось ему подражать… Нет, это совсем не то! Не подражать, а быть как он…