Мир поэзии… С тех пор, как на горизонте творчества возникли очертания волшебной поэтической горы Парнас и крылатый легендарный конь Пегас стал уносить воображение поэтов в заоблачные дали на поклонение Музе, человек понял, что ему без поэзии не прожить. Ведь поэзия, как ничто другое, способна передавать чувства нежности и боли, радости и печали, надежды и веры… знакомые каждому. Мир поэзии Бориса Большакова полон красок, полон эмоций, это переливы души.
Русская поэзия всегда отличалась тонкостью эмоций и всегда представляла для иностранцев загадку своим ироническим подтекстом. Это присуще и многим стихам Бориса Большакова.
Берег левый – берег правый.
Перейти Исток хочу.
У меня сапог дырявый.
Я портянку промочу!
Лукавая ирония и хорошее чувство ритма – стихи Бориса. Напевность идёт от его музыкальности, ибо он поёт под гитару.
Борис Климычев
Член Союза писателей России
Вид из окна – капризная картина
в оправе деревянной за стеклом.
Под мышкою полено-Буратино
несёт мужик, рыбак кривым веслом>1
на озере работает умело.
Он ставит сети там, где рыба есть.
Вот ласточка в сенник наш залетела,
и строит там гнездо – благая весть!
Два облака, бордовые, как сливы,
лежащие на праздничном столе,
в минорный час, кричаще-молчаливый,
две тени оставляют на земле.
За кошкой пёс бежит от злости в пене…
Я вижу: вновь меняется пейзаж
и жизнь бурлит, даруя вдохновенье.
«Ах, вернисаж!..»
>1 Кривое весло – специально сделанное весло из смолёвой части кедра; лопасть весла имеет специальный изгиб. Считается, что такое весло – правильное, и русские переселенцы переняли его у селькупов. Оно легче входит в воду, не «булькает», даёт возможность легко управлять лодочкой.
«Лежит бревно на водном гребне…»
Лежит бревно на водном гребне,
на нём – ондатра-рукавица.
Обычный день в моей деревне
всегда поможет вдохновиться.
Упала ядерная шишка,
лежит на пне, как на тарелке.
Один – орех, второй – пустышка,
пяток – себе, остаток – белке.
Растёт репейник и крапива
над молодыми кабачками.
Порхает бабочка, пугливо
шепча «не трогайте руками…»
В кадушке пляшут кровососы,
пока бескрылы и невинны.
Блестят бриллиантовые росы
на рваном тюле паутины.
Струится солнышко за тучей,
пейзаж расслабленный и строгий.
Читаю в морде бурундучьей:
«чего уставился, двуногий?»
«В дровах – смола и короеды…»
В дровах – смола и короеды,
в мешках – брусника и грибы.
Здесь – сыновья, отцы и деды –
единой крови и судьбы –
живут по северным законам,
идут за утренним лучом
с горячим внутренним поклоном.
Они-то знают, что почём.
День кормит год, готовы сани…
И романтично, и всерьёз
мужик следит за небесами,
когда в разгаре сенокос.
Не надо ехать за кордоны,
чтоб прикоснуться к красоте.
Полны корзины и бидоны,
день тяжелеет на хребте…
Крепчают головы и руки
у тех, кому не всё равно,
что засорились акведуки
и гибнет ценное зерно.
В сырой землянке и палате –
жизнь оседает на плечах.
К тому снисходят благодати,
кто видит Бога в мелочах.
Парабель, река-судьба,
морем стала в половодье.
Ты, царица и раба,
сенокосные угодья
затопляешь каждый год.
Затопляются печали.
Снова лодочка плывёт
там, где мы стога метали!
Море… Но без кораблей,
и с водою несолёной.
Я смотрю на лебедей,
окрылённый и влюблённый.
И к тебе, судьба-река,
ивы-плаксы тянут ветки.