Так и разгадываешь день. Собираешь, как забавную несложную головоломку. Находишь к ней ключик, притыренный в трещине асфальта на платформе Сестрорецкого курорта или в пластиковой коробке с мелочью у продавщицы мороженого. Иногда он выпадет из дребезга велосипеда «Кама», которого пожилой узбек, спешившись, бережно ведёт за руль через пути, пересекающие Ермоловский проспект. Одно название, что проспект, – узкая асфальтированная дорожка, по обе стороны за заборами дачи. Модерн. На одной из них он с племянником вторую неделю перекладывает крышу. Они меняют старый, бурый, поросший мхом шифер на красивый рифлёный металл. Проспект.
Иногда ключик уже в замочной скважине часового механизма и скребёт, заводит, будоражит старые часы в деревянном корпусе. Когда-то они стояли на пошарпанном бюро в кабинете второго секретаря обкома, а теперь здесь, на фальшивом камине. Где ни поставь, а вечно опаздывают, фатально; по пять минут за день застревает в их ржавых шестернях. И уже никто не берётся отремонтировать это неуклюжее время. Тикают, да и ладно. Громко тикают в тишине двухэтажного дома на две семьи, кутающегося в пушистую пену высоких кустов неподалёку от городской больницы. Этот дом построили пленные немцы в сорок шестом. Этот дом спустя шестьдесят лет удалось снять через агентство, чтобы жить в нем, а не в городе, опостылевшем и отнявшем столько сил.
Ходишь, проснувшись от этого тиканья, из угла в угол, собираешь то, что нужно собрать, надеваешь на себя то, что нужно надеть, отражаешь себя в зеркало, мелешь кофе со звуком «жжжж», пока не вспоминаешь, что уже неделю не подводил треклятые часы. Выскочив из дома, бросаешься к машине, поскальзываешься на сливовой косточке, которой соседский озорник выстрелил в сторону твоего автомобиля. И бесконечно долго рушишься своими лишними килограммами на бетон садовой дорожки, бьешься коленом и получаешь ссадину на локте. Да только тут замечаешь, что вокруг суббота, ехать никуда не надо, а то, что ты считал опозданием, – это и есть вечная твоя несбыточная мечта встать утром в выходной пораньше и прогуляться до залива.
Суббота. Утром в саду ее сложно не заметить. Тишина… Машины не едут. Никто не газует нетерпеливо на светофоре. И день ещё не разгадан, а ключик уже в кармане. И красное – к красному, зелёное – к голубому и жёлтому, белое к серому, бурое к стали и дереву, тёплое к камню, холодное к виску, прошлое к настоящему. Капелька к капельке.
Ты не видел этот залив уже год или два года, или три года. Тогда ты приезжал сюда с прекрасной и юной девой, которую (конечно же!) звали Ольга, чтобы сидеть на берегу белой ночи, пить шампанское из стаканов, позаимствованных из номера пансионата, снятого на двое суток. Сожалеть, что ничего не может получиться: ты женат, а у неё сын, которому десять лет, и через три года трудный возраст. Да и без того он всерьёз ревнует тебя к ней, так что приходится встречаться тайно, когда он уже заснул, когда ты оставил машину в соседнем дворе, а самое прекрасное, что может с вами произойти зимой, – это прогулка от метро «Автово» до метро «Кировский завод». И вот он в летнем лагере, а ты на берегу залива читаешь стихи его матери. И будущего у вас нет.