Часть 1
Игнашка вошел в некрашеный бревенчатый дом. В нос ударили запахи трав и котов.
Баба Паня, как все называли его прабабушку, лежала на высокой кровати в окружении подушек, разбросав вокруг головы длинные седые волосы. Она тяжело и хрипло дышала, а рядом суетилась бабушка Тоня, ее невестка.
– Пришел, Игнашка! Я уж заждалась. Боялась без тебя помереть. Подойди, дай руку.
Сухие горячие пальцы сжали Игнашкину ладонь.
– Ну что ты, старая, мальца пугаешь? И так не дал бог ума. Опять поди двойка, внучек? – вмешалась бабушка, но баба Паня только ближе притянула мальчика к себе.
– Ничего, бог не дал, так черт отвалил, – улыбнулась она, зло прищурив глаза, блестящие из-под складок влажной кожи.
Игнашка на мгновенье зажмурился, попытался отстраниться, но прабабкины глаза так и впились в него. Он чувствовал, как опустились вдруг его плечи, и ссутулилась спина, будто на нее положили мешок картошки.
– Тяжела ноша, знаю, зато я теперь легко уйду. Ну-ка, Игнашка, подушку скинь на пол.
Мальчик сделал, как велено. Баба Паня еще ближе притянула правнука и второпях нашептала ему на ухо наказ, а в конце спросила:
– Запомнил? Кого первого в черной воде озера увидишь, тем тебе и быть.
– Как это, баба Паня? – переспросил Игнашка, да только прабабка веки сомкнула, и пальцы ее разжались, выпуская его руку.
Игнашка попятился, а потом как припустил, выскочил из дома, ни на кого не глядя, и бежал до самой своей квартиры в двухэтажной сталинке неподалеку.
День до вечера проходил у взрослых в хлопотах с похоронами, а Игнашка все сидел и ждал первой звезды.
– Пап, а когда первая звезда взойдет?
Папа отложил пахнущий типографской краской свежий выпуск Комсомольской правды и, сняв очки, ответил:
– Как солнце сядет, так и взойдет, а тебе зачем?
Игнашка еще раз прокрутил в голове прабабкино наставление, подошел к отцу и сказал, не моргая глядя ему в глаза:
– Пап, я пошел себя искать.
Папа нахмурился, но вдруг просиял.
– Иди, сынок, конечно, иди.
Он снова развернул газету и надел очки.
"Работает, неужели работает?" – удивлялся Игнашка, спеша на кухню, где мама с бабушкой, гремя кастрюлями и тарелками, что-то готовили, вытирая под глазами и то и дело вспоминая бабу Паню.
– Мама, я пошел себя искать, – сказал Игнашка, взглянув в заплаканное мамино лицо.
Она сперва удивилась, но через секунду сделалась милой, как всегда, когда у сына в дневнике проскакивала редкая четверка.
– Иди, мой хороший.
Игнашка ликовал. "Ух, ты. А если на мороженое попросить?"
– Мам, дай мне двадцать копеек на мороженое, – сказал он вкрадчиво и, вспомнив известную сказку, для верности добавил волшебное слово, – Пожалуйста.
– Конечно, на, сынок, возьми, – мама вытащила из кошелька и протянула монетку.
Игнашка зажал денежку в кулаке, снял с крючка куртку и выбежал на улицу. Путь его лежал через продуктовый магазин на пригорок возле речки.
Солнце уже трогало верхушки деревьев, когда, дожевывая вафельный стаканчик, Игнашка встретил Толяна. Долговязый мальчишка двенадцати лет с заплатками на коленках и веснушками на носу преградил Игнашке дорогу. Последний кусок вафельного стаканчика провалился, царапая горло.
– Что, Игнашка, мороженое ел? А еще есть?
– Нет, – прокашлявшись, ответил Игнашка.