Родился в селе на юге Московском. Река извилиста, зелёные берега. Высокое небо и редкие облака. Он бегал вихрастый, белоголовый. Быстроногий в многолетней майке, что досталась ему от доброго дядьки. Один в мире. Счастье сладкой булки.
Стёпка звала его баба. А больше никого не было. И не надо. В школу забрали круглолицего кареглазого. Там невзлюбили Стёпку. Может потому что сам не любил. Тосковал по холмам, деревьям говорящим, тропинкам лесным. А здесь, озирался как лилия срезанная у окна. Тёмные были времена, за революцией. Строили новое на ощупь. Свобода щекотала, злости добавляла. И старался Стёпка не пропасть, выплыть среди стен школьных, где неслись волны. Не пробудила ни одна душа в нём человеческого тепла.
Не помнил он отца своего, только отчество подарил. Баба в метрику внесла. Всё выходило, что родился Стёпка и сразу пошёл, не было в его зелёном прошлом ни папки, ни мамки. Баба его приютила в своей вдовьей комнатке. Выделила место на печке вместе с кошками, вечно родящими и котятками, что случайно выжили, не утопленные в ведре. Иногда Стёпка прятал их среди дров в сарае, подпирая пнём дверь. Если бы заметила бабка, то поколотила. А страшнее, заперла бы в доме, разлучив с друзьями клёнами.
В школе понял, что надо просто расчертить внутри себя всё линеечкой, разделить на щепочки и ставить домиком, тогда всё стоять будет, тепло давать. Если много накидать, то не разгорится, мало потухнет. Так и с этими учителями и ребятами. Выставляешь бабки «гуськом» или «забором», а там выбивай точнее. Полегче стало жить Стёпочке, шутки редко делали – чай посолённый, да и то может случайность. Ходил как спал, в мечтах улетал далёко. Вдруг закончилась бесконечная школа и пошёл он без выбора в военное.
А там всё тоньше по линеечке, знай вымеряй. Хуже не стало.
Влюбился в капитана, в нежную шею, пальцы веточки, глаза весенней проснувшейся ложбинки за домом. На него свелось всё, что клёнам отдавалось. Теплота в груди зашевелилась, чуть немного.
«Тьфу, как такого мужика зовут? Пошел вон!».
За что? Больно, больно, сжался щеночек, что гонял кузнец за ухо поросячье.
Теперь жизни точно не видать Стёпаньке. Изведут. Спасаться надо.
Раскачивался взад-вперёд в леске за казармой. Нашёл его дневальный. Иди, говорит, капитан вызывает. Отсчитал слов, что не скажет никому и сам добьётся перевода малахольного в другую часть, иначе позором и его покроет.
Понял Стёпка годков через пять за что злился на него капитан. Ужаснулся. И что же плохого-то было в его очарованности капитаном? Не хуже это чем любоваться жёлтыми шарами цветов у заброшенного дома.
Выпустился из училища совсем обалдевшим железякой. Отправили служить в часть. Утром съедал порцию овсянки с квадратиком масла. Ходил на службу. До плаца ровно сто восемь шагов, на брюках стрелки, вытянутые леской с грузиками, ежедневно. Вечером газета и книжки классиков из читальни. А там спать под тонким одеялом на скрипливой раскладушке. Сны не видеть.
Раз в лето, на сборах, засыпать снаружи, у деревьев. И детство чувствовать во снах.
Бабе письма не отправлял, не умеет она читать. Телеграммы давал пятым числом месяца. А там два слова: