Был тихий, ясный вечер. Солнечные лучи скользили по гладкой поверхности озера, с трех сторон окаймленного лесом, покрывая воду неуловимым слоем червонного золота. Окрашенная в черное с белым птица окуналась в это золото и выныривала обратно с серебристой рыбешкой в клюве. Огромные сосны своими вершинами заслоняли пылающий диск, покрывая воду мохнатой тенью.
Типичная картина заката в средней полосе России.
На берегу озера стоял Золотой дворец римского императора Нерона. В лучах заходящего солнца он казался объятым пламенем, поскольку крыша его была покрыта золотом. Внешняя отделка стен дворца, украшавшие его колонны и античные статуи были выполнены из лучших сортов мрамора, яшмы и малахита. Внутри тот же мрамор тонул под покровом перламутра, слоновой кости, драгоценных аппликаций. Залы, кабинеты и покои были уставлены лучшей финской и австрийской мебелью, роскошной и очень удобной, но плохо вписывающейся в античный стиль. Ведь дворец был не оригиналом, а копией, дубликатом, и возвели его не в середине первого, а в начале двадцать первого столетия.
В одной из комнат поддельного дворца собрались семь респектабельных мужчин. На длинном и широком диване, как обычно вместе, устроились все три Нефтяных Барона. Хозяин Горы и Лесной царь облюбовали тахту, Князь Серебряный устроился в кресле, Железный Король сидел за столом.
Лет пятнадцать назад так их прозвали журналисты.
В конце двадцатого века Россия в очередной раз удивила остальной мир. В стране победила демократия, а у власти остались коммунисты. Это противоестественное сочетание стало гарантией отсутствия у государства будущего. Новая российская власть, непоследовательная, как вошь, и с такой же паразитической сутью, лихо провозгласив лозунг «Можно все, что не разрешено», уже через год стала жаловаться на нехватку тюрем. Надо же! При тоталитаризме хватало, а при демократии – нет. Причем, чем больше становилось заключенных, тем ожесточенней свирепствовала преступность. Крали, грабили, насиловали, убивали с каким-то лихорадочным остервенением, будто именно в этом заключался смысл жизни. На улицах, в магазинах и метро мутноглазые дегенераты выуживали взглядом людей, одетых хоть чуть лучше прочих. Шла селекция на готовность убить ближнего за копейку.
Но еще более дикие метаморфозы произошли с организованной преступностью. Во всем мире она развивалась по одним и тем же законам, получая основные доходы от торговли наркотиками, проституции и других нелегальных видов деятельности. Но на развалинах единого и нерушимого царили другие законы, в том числе для преступного мира. Основной доход авторитеты всех мастей и уровней получали от продажи на Запад краденого сырья. Тысячи составов, судов, большегрузных машин с нефтью, металлом, лесом, пушниной, о существовании которых «не подозревали» ни центр, ни власти на местах, могучим потоком хлынули на сильно обалдевшего от такого изобилия западного потребителя, который не мог понять: откуда столько, если производительность добывающих отраслей по официальным данным резко упала? Что же будет, когда она возрастет?