30 мая 1871 года, воскресенье
Дверь в кабинет приоткрылась:
– Можно?
Яблочков, продолжая скрипеть пером, кивнул.
– Господин Крутилин? – уточнил вошедший.
Арсений Иванович мотнул головой:
– Нет его и сегодня не будет. Неприсутственный день.
– Но табличка…
– Я его замещаю. Чиновник для поручений Яблочков, – отрекомендовался Арсений Иванович, отложил перо и, взглянув на посетителя, с ходу составил словесный портрет: глаза синие, нос прямой, продолговатое лицо усыпано веснушками, редкие седые волосы зачесаны, дабы замаскировать проплешины. Возраст – чуть меньше сорока, одет в черный фрак тонкого сукна с обтянутыми тканью по последней моде пуговицами, на ногах – лакированные ботинки с серым суконным верхом, в левой руке – массивная трость, в правой – цилиндр, атласный галстук заколот булавкой с бриллиантом. Кто же перед ним? Аристократ? Если судить по внешности, то несомненно. Но аристократ дверь кабинета начальника сыскной полиции распахнул бы ногой. И разговаривал бы через губу. А этот заискивает… Значит, купец. Причем не из наших, неправославный. Наши по старинке предпочитают носить бороды и армяки. Немец, поляк?
Посетитель, будто услышав размышления Арсения Ивановича, подал визитную карточку.
«Тейтельбаум Григорий Михайлович, купец первой гильдии, собственные лавки готового платья в Гостином дворе и Пассаже», – прочел Яблочков и похвалил себя: «И что купец угадал, и что пруссак!»
Начинающий сыщик постоянно упражнялся в умении с ходу определять сословную принадлежность, род занятий и национальность, и сие умение все чаще ему пригождалось.
– Крутилина точно не будет? – еще раз уточнил посетитель, пристраивая летнее светло-кофейного цвета пальто на крючок вешалки.
– Точно. К семье укатил, на дачу.
– Мы тоже на днях переехали. Кто мог подумать, что вернутся холода? Вчера такая жара стояла, а сегодня – четыре градуса по Реомюру[1]! Брр! Просто неслыханно. Потому Беллочка и отправила меня за шубами. Цельсия. – Белочка? – удивился Яблочков.
– Жена.
Арсений Иванович усмехнулся. Какими только прозвищами не называют друг друга супруги: заинька, рыбонька. А покойный генерал-майор Ефимов-Ольский и вовсе откликался на верблюжонка.
Тейтельбаум тем временем продолжал объяснять причину своего появления в сыскной:
– …вхожу, а вещи по полу раскиданы. Обокрали меня, обокрали!
Яблочков, услышав про кражу, встрепенулся:
– Простите, отвлекся. У вас дачу обокрали?
Если дачу, то посетитель ехал в сыскную напрасно, ему следует обратиться в уездную полицию[2].
– Нет, городскую квартиру.
– Понятно, – вздохнул Арсений Иванович. – Наружную полицию вызвали?
– Нет. Сразу к вам. То бишь к Крутилину.
– Сперва надобно в участок. А вот ежели не справятся…
– Зная нашего пристава, уверен, что не справятся. Лентяй и тупица, в собственном глазу бревна не увидит. А тем временем дети будут мерзнуть. И Беллочка тоже. Шубы нужны срочно. Конечно, я мог бы купить новые. Но тогда Беллочка догадается, что нас ограбили. А у нее больное сердце.
– Сочувствую. Но мы – не волшебники, – Яблочков широко развел руками для убедительности. – Потребуется время. Неделя, а то и больше. Очень надеюсь, что жара к тому времени вернется. И, значит, шубы вам будут не нужны.