27 февраля 1904 года в Санкт-Петербурге родился Юлий Борисович Харитон. Будущий главный конструкто р ядерного оружия, трижды Герой Социалистического Труда.
Для каждого небезразлично, в какой семье человек «родился-воспитывался». Но советская система возвела значение родственных связей в квадрат. Легче было рабу Эзопу или крепостному Шевченко пробиться в поэты, чем классово чуждому элементу в 1920-1930-е годы получить пристойное образование. Но хуже происхождения, чем у Харитона, придумать было невозможно – просто проклятие.
Его отец был редактором кадетской газеты «Речь», директором санкт-петербургского Дома литераторов. В 1922 году его на «философском пароходе» вместе с Бердяевым, Франком, Ильиным, ректором МГУ Макаровым выслали из Советской России. Харитон-старший обосновался в Риге, издавал газету «Сегодня», в 1940 году после присоединения Латвии к СССР был арестован НКВД и приговорен к высшей мере. Мать Харитона была актрисой, играла во МХАТе, в 1910 году покинула семью, вышла замуж за берлинского психиатра-фрейдиста, в 1930-х годах эмигрировала в Тель-Авив и была похоронена у Стены плача.
Харитон был одним из немногих людей в СССР, кто на протяжении нескольких десятилетий круглосуточно находился под опекой личных телохранителей. Но по-настоящему заложником системы он стал из-за идеологически чуждых родственников. Дело отца Юлия Харитона лежало в сейфе Берии. И никому не известно, что имел в виду этот зловещий человек, когда 29 августа 1949 года после первого удачного испытания атомной бомбы, поцеловав Харитона в лоб, сказал ему: «Вы не представляете, какое было бы несчастье, если бы она не сработала». Когда однажды Андрей Сахаров поделился с ним надеждами на взаимопонимание с высшим руководством страны, Харитон вздохнул: «У этих людей свои представления об авторитете».
В 1929 году Сталин, раздавивший к тому времени внутренних политических противников, сказал: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Страна бежала по всем направлениям – индустриализация, коллективизация. Ученые пытались внушить руководству мысль о том, что физика обеспечит основу техники будущего. С этим никто не спорил. Но плохо было то, что ученые сохраняли интеллектуальную независимость. Академик Френкель договорился до ереси: «Ни Энгельс, ни Ленин не являются авторитетами для физиков».
Физики, в отличие от ученых других, более «понятных» областей, верили, что они и без партийного руководства смогут понять, какие теории верны и какие проблемы интересны. Они считали себя частью мирового научного сообщества. Харитон, к примеру, два года работал в Кембридже, подготовил докторскую диссертацию под руководством нобелевских лауреатов Резерфорда и Чэдвика. Не случаен был разгром Харьковского УФТИ, который посещали Нильс Бор, Джон Кокрофт и Поль Дирак. УФТИ вышел из Ленинградского физтеха, где работал Харитон. Были расстреляны лучшие ученые – Шубников, Розенкевич, Горский, арестованы Лейпунский, Обреимов, самый сильный советский теоретик Ландау. Немецких физиков Вайсберга и Хаутерманса передали в руки гестапо.
В начале 30-х годов считалось, что ядерная физика не имеет никакого отношения к практической пользе.