Король Харуун проснулся как привык ― около семи утра. Он полежал, слушая, как на улице снаружи шаркает метла уборщика, а потом с силой провёл рукой по лицу и резко сел, откинув одеяло.
В такой час можно было не зажигать свечи или плошки с жиром. Утренний свет уже проникал сквозь узкое окно королевского жилища. Харуун нашарил у кровати тапки, надел их и, не раздеваясь после пробуждения, пошёл готовить себе завтрак.
Жилище его представляло собой небольшую, как и у всех жителей города, комнату. Напротив входной двери, отгороженная ширмой, стояла кровать. По левую сторону от неё ― сколоченный из досок шкаф, где Харуун за одной дверцей хранил свою скромную одежду, а с другой на полках стояли глиняные ёмкости с только вчера выданной ему на месяц мерой припасов: мукой, сухофруктами и прочими съестными вещами, которым тепло не могло навредить.
По другую сторону от двери, так, чтобы не сразу бросался в глаза, он примостил фильтр для воды, бочонок с краником, в котором плотным слоем почти доверху был уложен берёзовый уголь. Такой фильтр был обязан иметь каждый горожанин. У окна стоял стол, за которым король обычно работал, занимаясь делами города. На нём лежали оставленные с вечера бумаги и стояла оплавившаяся сальная свечка. Край бумаг был прижат тяжёлой чернильницей со сделанными из ржавчины чернилами, рядом валялось деревянное перо с затупившимся металлическим наконечником.
Больше в комнате ничего примечательного не было, за исключением крючка для верхней одежды на двери, кирпичной печи, устроенной, по обыкновению, посередине комнаты, с дымоходом, уходящим в крышу, и кое-какой посуды на ней. Возле печи на деревянном полу лежали глиняные пластины, подогнанные насколько возможно плотно, ― защита от выпавшего уголька.
Харуун взял с печи чайник, поставил под открытый краник бочонка, поднял стоявшее возле фильтра ведро с набранной с вечера водой и осторожно начал наливать её в уголь. Через пару минут по дну чайника застучали капли, а затем раздался прерывистый звук льющейся воды. Нацедив чистой воды сколько было нужно, Харуун водрузил чайник на плоский верх печи. Затем он разжёг огонь с помощью огнива и кремня, подождал, пока он займётся, и закрыл железную дверцу.
В свою единственную сковородку Харуун капнул остатков масла, выдавил два куриных яйца, которые достал из шкафа, ― это были последние ― посолил, размешал и стал ждать, пока приготовятся. Снедь, которая могла храниться долго, раздали ещё вчера, в предпоследний день месяца, масло он взять забыл, а скоропортящиеся продукты необходимо было брать только по мере того, как они в доме кончались. Харуун понадеялся, что хотя бы за яйцами сегодня сходить успеет.
Он сел на табуретку и, подпирая голову кулаками, наблюдал в щель между печью и неплотно прилегающей дверцей, как горит внутри огонь. Машинально он окидывал взглядом свой дом, проверяя, соответствует ли он санитарным нормам, не завалялось ли по углам пыли и нет ли угольной крошки на пластинах возле печи.
На улице уже раздался звон колотушки о медную дощечку и надсаженный голос старой Ханы, которая уже много лет занимала должность хранительницы времени:
– Семь часов! Семь часов! ― кричала она с равными промежутками между словами. ― Семь часов!