⇚ На страницу книги

Читать Связной. История одного подвига

Шрифт
Интервал

Фотограф Закир Умаров


© Денис Соболев, 2019

© Закир Умаров, фотографии, 2019


ISBN 978-5-4496-8595-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Стылое декабрьское утро. В морозном мареве тянется к небу тонкой струйкой сизый дымок от полевой кухни. Наконец-то подвезли снабжение. Мы уже три дня едим и не можем доесть убитую взрывом лошадь. Обозники тоже попали под артобстрел, кухню разнесло в мелкое крошево прямым попаданием. Повара, Ваню Михно, убило как-то странно. Просто умер. Ни ран на теле, ни синяков. Просто упал и перестал быть. Потом уже, когда на руки подняли, ощутили, что все его тело в студень превратилось, совсем без костей. Близким взрывом, видать, все внутри разорвало.

А какой парень был… Балагур и весельчак, для своих всегда старался побольше да повкуснее урвать на полковой кухне. Все оживлялись, когда на позиции показывалась его мохноногая лошаденка, тянущая за собой кухню на скрипучих колесах. А он все ругал ее: «Куда прешь, окаянная! Расплещешь же все! Ууууу, злыдня!», и замахивался полотенцем. Ни разу не ударил. Мужики выстраивались в оживленную очередь, тиская в заскорузлых от пороховой гари пальцах мятые алюминиевые котелки и кружки под горячий чай. Кто бывал в окопах, тот знает, какая это ценность – горячий чай. Сжимаешь парящую кружку через рукава, глотаешь, обжигаясь, крепко заваренный чаек, и оттаиваешь душой как будто. Ваня всегда варил крепкий чай и добывал к нему кусковой сахар. Мужики его за это крепко уважали. Нету Вани…

Новый кухарь, Петро, грубоватый мосластый мужик, широченный как дверь в сарае, такой здоровый, что сам бы мог кухню таскать по позициям. Нелюдимый, почти не разговаривает. Смотрит только из-под косматых бровей и молчит. Был он до этого в минометном расчете, там таких любят. Один на себе станину таскал, а ты попробуй подними ее, трехпудовую. А он таскал. После контузии хотели его комиссовать, но он шибко на фронт просился. Сын у него здесь воюет, вот и пожалели мужика, взяли на кухню. Мда… Все перемешала война, сорвала с места целые народы, заварила в одном большом котле. Гибнут люди, и это уже привычно. Не страшно. Поначалу страшно было, а сейчас… прогорело все. Одна злоба осталась. И боль.

Я вышел из блиндажа, прислушался к далеким ухающим разрывам. Молотят наши по фашистам, артподготовка идет вовсю. Скоро опять с места сниматься. Ох и надоело. Идем и идем. Но все же вперед идем, не бежим. И будем идти, зубами будем рвать немца. За Ваню того же.

Весь ноябрь шли по распутице. Грязь, грязь, грязь… Так много грязи, что, казалось, кроме нее и нет ничего вокруг. Сапоги вязнут в липкой грязи, расквашенной тысячами ног, колесами машин и подвод, гусеницами танков и самоходок. То и дело упираешься плечом в завязшую подводу, помогая немощной измотанной лошаденке тянуть зенитку. С надсадным матюгом выталкиваешь ее из лужи, оскальзываясь и едва не падая….Когда же уже подморозит? Но в этот год ноябрь под Невелем стоит теплый, и воевать тяжело. Ничего, мы сдюжим. Фрицу ведь тоже тяжело, а значит, побьем мы его.

Дошли мы до Пустошки, и шли бы дальше, но немец перебросил подкрепления и уперся. Вот и воюем на месте, того и гляди окружат нас, тогда туго придется. Но вот сейчас стою у блиндажа, слушаю далекое уханье разрывов – наши. Гонят немца, отсекают от нас, давая нашей армии проход. Так что скоро сниматься с места и гнать врага дальше.