– Мы не одни здесь… – раскатистое эхо разносило шепот по пустому давно заброшенному подъезду старого нежилого дома. – Мы здесь не одни…
Крутая лестница с обшарпанными перилами и полуразрушенными ступенями вела Лёшку вниз, в темноту, в холод. Оттуда, из полумрака, тянуло сыростью, затхлостью и плесенью. Тянуло страхом. Алексей, не чувствуя раскрошенный бетон под ногами, мчался вниз, в темноту. В страх. Там должен быть выход с этой бесконечной лестницы. Там воздух. Там свет. Там жизнь. Лёша всё бежал и бежал, не останавливаясь, налетая на перила, которые противно скрипели и пошатывались при малейшем прикосновении, готовые в любой момент сорваться вниз, увлекая Алексея за собой. Его сердце рвалось из груди, он оглядывался назад на каждом новом пролёте, поднимал голову вверх, пытаясь рассмотреть преследователей там, высоко в темноте.
– Иди ко мне, – послышался сверху приглушённый ласковый женский голос. – Иди же ко мне, Алёшенька.
Лёшка стремительно сорвался с места, вылетая на очередной лестничный марш. Он успеет. Он найдёт. Ну, где же? Где же выход?! Алексей мчался вниз, а вокруг него звенел певучий женский голос. Он обернулся, медленно поднял голову и замер на месте, часто-часто дыша. Ему не успеть. Она уже близко, слишком близко. На пролёте чуть выше стояла женщина в стильном сером длинном плаще, лица её видно не было – голову целиком накрывал чёрный ажурный шарф, развивающийся от порывов ветра, рвущихся в окно без стекла. Останки осколков когда-то того самого стекла противно позвякивали на сквозняке, а старая растрескавшаяся фанера, неумело прибитая к раме, надрывно скрипела, вызывая лишь одно единственное желание – закрыть уши руками и вжаться в пол.
– Иди ко мне, – нежно пролепетал незнакомый голос. – Иди же, мальчик мой.
Женщина вытянула вперёд руку, и краска на исписанной граффити стене рядом с Лёшкой начала трескаться, съёживаться и скручиваться, как тонкая бумага от времени или от огня. Только огня не было. Был холод. Алексей отшатнулся от стены, уцепившись за перила, но по их поверхности поползли тонкие черные трещины, кроша их, превращая в прах. Руку мгновенно пронзил холод, пальцы перестали слушаться, намертво вцепившись в рушащиеся на глазах перила. Лёшка не мог разжать пальцы. Он дёргался в сторону, тянул за запястье другой рукой, но не помогало. Холод парализовал всё руку от ладони до плеча. Казалось, руки нет совсем. Только казалось. Холод пробирался к спине, через лопатку, заставляя изгибаться и стонать. Облезлая краска на стенах изнутри оказалась грязного красного цвета, она облетала, покрывая пол под ногами красными чешуйками. Он должен вырваться. Дёрнулся в сторону ещё раз, но ничего не вышло. Со злостью и воем ударил ногой в металлические прутья перил и те, звякнув, завибрировали. Лёшка отшатнулся к стене, больно ударившись головой, перехватив обездвиженную руку, пытаясь растереть её, оживить. Поднял голову – незнакомка склонила голову на бок и осторожно, не торопясь, шагнула вниз.
– Иди ко мне, – сладко запел голос, медленно спускавшейся к нему женщины. – Иди ко мне, Алёшенька.