Матильда Домашкина
– Встать, суд идет!
Те же стены, та же судья, те же ненавидящие взгляды тети Параши.
Мамочка так и не явилась. Да и черт бы с ней, не жалко.
Матильда привычно уступила управление Марии-Элене, чтобы не сорваться, и принялась вслушиваться в юридический суржик.
И как люди в этом разбираются?
Ладно… сама она тоже кое-чего нахваталась. Но сделать это профессией? И постоянно зарабатывать деньги языком?
Нереально.
Честное слово, не просто так Перри Мейсон стал знаменитостью.
Но тут убийство не обсуждалось. Все проще.
Любимая матушка требовала признать завещание недействительным и вернуть ей все добро (три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три… куртки). А если уж добро не вернут, то хоть алименты слупить с неблагодарной дочери.
Малена протянула документы.
– Ваша честь, дарственные. И договор ренты. А вот это документ об эмансипации.
Вот тут был самый скользкий момент.
Об эмансипации никто не знал. Ни во дворе, ни среди друзей и знакомых, вообще никто. Оформляли-то втихорца, мало ли что?
А еще – эмансипация, как правило, проводится с согласия родителей. Или, при их отсутствии, по решению суда. Вот у Матильды и был второй вариант.
Но судья, видимо, прониклась ситуацией. Потому что не стала уточнять и расспрашивать. Просто проглядела документы, кивнула, мол, все по закону, и положила их на стол.
Малена перевела дух.
Было у нее подозрение, что судья просто не захотела подставлять коллегу, ведь если эмансипация через суд незаконна, то и решение принято неверно, и пошла виться ниточка. А это плохо. Это компромат.
Кому вообще оно надо? И ради кого?
Ради Марии Домашкиной? Уже смешно.
Но это-то по вопросу завещания.
Оставалось самое скользкое – алименты.
– Ваша честь, во-первых, моя мать замужем и у нее есть муж, который работает и содержит семью. Во-вторых, она сама работает. И в-третьих, моя мать никогда и ничем мне не помогала. Она не переводила ни копейки на мое содержание, она не приезжала, не появлялась, она просто родила меня и бросила. Я отказываюсь платить ей алименты. И у меня есть доказательства и свидетели всего вышесказанного.
Может, и коряво сформулировано, но…
Судья кивнула.
Прасковья Ивановна поднялась в ответ.
– Вот, ваша честь.
Справка из больницы, что Мария Домашкина является инвалидом третьей группы. Причина – отсутствие мизинца на правой руке. Ампутация конечности вследствие обморожения. Ни убавить ни прибавить.
Кажется, судье тоже понравилось.
Она посмотрела справку о страшном заболевании и поинтересовалась, где работает больная. Или не работает?
Оказалось, работает. Уборщицей, директор-то уже есть. И конечно, испытывает нужду, голод и страдания.
Справка с места работы?
Эм-м-м… ее нет. Можем запросить к следующему разу. Но зарплата – одни слезы. Кошачьи.
Почему-то судье это не понравилось, и внимание вновь обратилось на Матильду. Что у вас есть еще? Предъявите.
Первой предъявилась тетя Варя. Под ненавидящим взглядом Прасковьи свет Ивановны она рассказала, что Мария Домашкина как уехала черт-те когда, так и не возвращалась. И не помогала.