моим самым близким – жене Людмиле,
моим детям – Юре и Маше
* * *
…я нажал на кнопку звонка и внутренне зажмурился: по идее отец должен мне врезать сразу, хорошо бы устоять на ногах! Черт! Что я говорю?! Он же никогда не бил меня, с чего это я решил, что он мне врежет? И откуда эта готовность положить голову на плаху добровольно?
Было уже за полночь. Дверь распахнулась и… мама с сестрой повисли у меня не шее. Отец хмурился рядом, но по глазам я видел, что застенка миновал.
Вода в ванне стала грязно-бурового цвета, я поменял её дважды и, уже потом, отмокая в теплой, чистой прозрачности, отдирая с лица коросту с грязью и кровью, лихорадочно-спокойно соображал: «ну вот, спасибо, что не убили, а надо бы… Но это всё цветочки, Лёха! ягодки будут завтра! Хорошо бы не просыпаться!… никогда…»
* * *
А за неделю до этого мы сидели с Амбалом на задней парте на ГрОбе и кляли эту ненавистную школу, недоумков-учителей и обязательные линейки по утрам.
Серая мышиная форма. Домашние задания. Невыученные уроки.
«Дневник на стол! Садись! Два!»
За окном была весна, а у 10-го Б сдвоенная пара по гражданской обороне. ГрОб. Ядерный удар! Вышка слева, вспашка справа. Нервно-паралитический газ. Всё, кранты! Ползи на кладбище. Вот уж действительно гроб!
Никуда от этой бомбы не денешься, чего тут сказки-то рассказывать?
Гробовщик тоскливо дул в свою дуду, его никто не слушал, каждый занимался своим делом. Девчонки красились, щебетали друг другу последние новости. В углу, под портретом Чернышевского, Санчос Луговской играл с Лашутой в шахматы, под Чеховым рубились в морской бой, под Горьким кто-то скатывал домашнее задание. Мне было лень даже списывать. Двоек по точным наукам было столько, что становилось страшно за свое светлое будущее. Иногда эти двойки даже снились. Однажды такая тварь приползла ко мне на подушку. В черном изогнутом клюве она держала голову нашей математички.
Мой дневник пестрел замечаниями родителям: «Примите меры! Ваш сын не желает учиться!». Учиться, действительно, не хотелось. Для себя я уже решил, что институт подождет, поступать не буду – в армию! Обидно, конечно, но делать нечего, надо реально смотреть на вещи. Журфак мне не светит, это ясно, помимо бешеного конкурса еще две публикации нужны – а где их взять-то, эти публикации? В стенгазету написать? Про то, какой я примерный ученик?
Есть еще горный и гидрометеорологический в университете. Вроде бы интересно, но..! Опять физика и математика! Это без меня, ребята. Пойду в армию, а там видно будет… Я, может, французский, наконец, осилю! А что? Два года, большой срок. Поднапрягусь – и вперед! Потом и поступлю… может быть.
А вот сейчас надо эту чертову школу закончить! Экзамены! Придумал же кто-то. Ну, русскийлитератураистория – это все сдам, francais – тоже что-нибудь скажу, а вот химия, алгебра и прочее тряхомудье… брр! Страшно подумать!
По понедельникам утром я, ответственный за политинформацию, сообщал о последних новостях страны. Школа, замирая от счастья, узнавала о миллионных надоях молока, о полных закромах родины, о полетах в космос и дальше.