Однажды партизанке Вере приснилось, что она бабочка: она весело порхала, была счастлива и не знала, что она – партизанка. А проснувшись внезапно, даже удивилась, что она – Вера. И не знала уже: ей ли снилось, что она – бабочка, или бабочке снится, что она – партизанка.
Мартовская ночь, тёплая постель.
Вера. Тише. Не храпи. Тише. Повернись на другой бок.
Лёша. Ой.
Вера. Тсссс. Немцы услышат, придут.
Лёша. О-о-ой.
Вера. Не «ой», а не храпи так громко. Всех фашистов разбудил.
Лёша. Да спят твои фашисты.
Вера. Не спят.
Лёша. Спят, дрыхнут, сопят. Крепко. Они устали за день партизан искать, убивать и спят, короче, как убитые.
Вера. Нет. Они рядом.
Лёша. Ё! Ё! Ё! Ё! Ё! Далеко они. Устали целый день с овчарками бегать.
Вера. Что ты несёшь?
Лёша. Ты в сапогах по лесам и болотам побегай. За овчарками. Знаешь, как ноги за день устают?
Вера. Лёша…
Лёша. И расстреливать в день по десять человек – глаза и руки отнимаются. Вот они и спят без задних ног.
Вера. Дурачок.
Лёша. А утром. Два дома утром сожгли. Сколько им пришлось трудиться: сена натаскать, керосином облить, углы подпалить. Канистры с керосином такие тяжелые. Ё! Ё! Ё! Перетаскивать их туда-сюда. Тяжесть такая. А сейчас март, кругом грязь, скользко…
Вера. Началось!
Лёша. А потом дым-гарь нюхать. Вонь! Убирать, расчищать всё. Ё! Ё! Протоколировать, документировать без выходных и премиальных, как мне спать хочется…
Вера. Какой цинизм. Перевернись на другой бок и спи.
Лёша. Ах, цинизм! Фашистам хорошо. Они спят сладко. А ты меня разбудила. Сколько времени?
Вера. Нечего храпеть.
Лёша. Нечего сказки о войне придумывать.
Вера. Всё. Спи.
Лёша. Ё! Ё! Ё! Три часа ночи.
Вера. Надоел.
Лёша. А как ты мне надоела.
Вера. Всё. Отбой.
Лёша. Лучше бы нацисты пришли и тебя в гестапо забрали. Научили бы тебя в застенках хорошему воспитанию…
Вера. Не бурчи. Один глазик закрывай, второй закрывай… И не храпеть.
Туманный день. Еще туманнее в кафе от дыма сигарет.
Вера. Сигарета еще одна найдется?
Катя. Да, бери… Ой, в солярии новые лампы поставили, ягодицы сгорели и чешутся.
Вера. Как вчера всё с домашними прошло?
Катя. Пока никак.
Вера. Кать, сколько можно тянуть?
Катя. Сколько, сколько… Я не смогла. У тебя хоть муж молодой, богатый и веселый. Посмеется и простит. А у меня родители старые, и с юмором у них, как в нашем театре с зарплатой.
Вера. Ай, у тебя всегда отговорки. Две недели репетируется эта военная пьеса, а ты еще ничего не придумала, чтобы хотя бы дома оправдать свой образ.
Катя. Ну почему же? Вот вчера я типа в танке горела.
Вера. Это в солярии?
Катя. Да. Сейчас в колготках так неудобно: еще больше чешется.
Вера. А как партизанка оказалась одна в танке?
Катя. Ну… Ну… Да не одна! Попросила подвезти.
Вера. Кого?
Катя. Немцев. Они как раз за город ехали. Прокатились пару километров, я и подорвала всех. Еле живая осталась.
Вера. Какая чушь. Ты так несерьезна, как и мой Лёша.
Катя. Но попа моя болит серьезно.
Вера. Не болит, а только чешется.
Катя. Ага! Только! Еще как чешется! Кремик бы сейчас…
Вера. Боль душевную придумать надо, обыграть. Я каждую ночь мужа бужу, проверяю его и себя, что делать, если фашисты нас обнаружат…
Катя. А Лёша не убьёт тебя раньше?