Читать Не любите меня! Господа!
Жаркое марево горевшего особняка давным-давно осталось далеко позади. Остались вдали и версты лесных и проселочных дорог, сменявших друг друга, слезы и боль потери. Вокруг снова был лес.
– Погонять надо, барин! От пожога ушли, так здесь сгинем!
Фиолетовые брызги снега в лучах зимнего заката, из-под копыт пристяжного серого в яблоках коня тройки, которая замыкала торговый обоз в Оренбург, смешивались с морозным воздухом. Падая, они превращались в капли, на щеках молодой женщины в лисьей шубе и шапке, укутанной тремя медвежьими шкурами и почти дремавшей под ними в сумраке зимнего леса.
– Надо бы поспеть до темноты, барин! – худощавый парнишка в тулупчике, оборачиваясь к сероглазому бородатому мужчине в волчьей шубе, сидевшему рядом с женщиной слегка прищурился и вопросительно глядел на него, – Так чего? Погонять, что ли, отстанем ведь, барин, места здесь нехорошие. Зверья полно!
– Не гони, Колька, авось не отстанем. Ты мне барыню в дороге не растряси. Гляди, вон ей худо совсем.
Женщина приоткрыла глаза:
–Не беспокойся, Мишенька, гони, если надо, отстанем – хуже будет. Мне полегчало уже.
–Юленька, мы не отстанем, а тряска ни к чему хорошему не приведет. Зимник не наезженный. Сани так и подпрыгивают.
Юлия отвернулась. Тряска и правда была сильной, не смотря на плотный слой снега на лесной дороге. Шевелиться почти не было сил, холод пробирал до костей, не смотря на длинную теплую шубу и медвежьи шкуры.
– Долго еще до города?
– Да, поди, верст тридцать лесом и верст десять поселками. Не беспокойся, родная, успеем, вот и обоз недалеко ушел, виден нам еще, и они нас видят. Нет нужды волноваться, ребеночек как?
– Не знаю, успеем ли, болит все.
Сумерки спустились внезапно, Юлия уснула, обоз почти скрылся из виду. Полная луна, выглядывала из-за редких облаков, освещая, словно фонарем дорогу. Кони внезапно захрапели и прибавили скорости. Колька и Михаил разом обернулись.
Стая! Барин Стая! – Колька, что было силы, протянул хлыстом сразу по всем трём лошадям.
–Не ори, вижу! Барыню разбудил, идиот.
Сани словно взвились. Следом за отставшей тройкой неслись серые тени.
– Вот теперь, Колька гони, почитай штук двадцать насчитал, если своих не нагоним – не быть нам живыми!
– Э-эх барин, говорил же вам! Не слушали вы меня!
– Миша что происходит? Юлия задыхалась от ужаса. Ребенок, чувствуя страх матери, отчаянно бился под сердцем.
– Успокойся, родная, уйдем, обязательно уйдем, кони хорошие, идут уже правда долго, но справятся, вот увидишь, загоню, а уйдем. Успокойся.
Внезапно вожак стаи сделал рывок и вплотную приблизился к крайней лошади. Та заржала, – зубы зверя лязгнули прямо около её копыта. Михаил выхватил ружье и выстрелил. Вожак слегка отстал, но стая тихо, словно без всяких усилий, держась на одном расстоянии, преследовала сани. Юлия с трепетом глядела на происходящее, казавшееся каким-то кошмаром из далеких маминых сказок. Лицо Михаила выражало сосредоточенность и тревогу. Она понимала, что целиком и полностью зависит сейчас от него, хотя еще вчера, в прошлой жизни все было наоборот. Она не испытывала любви к мужу, всегда только дружбу и жалость. Он так любил её, просто боготворил, с самого момента их знакомства. Он добивался её всеми известными ему способами и плакал, как ребенок, когда она дала согласие выйти за него. Юлия дарила его своею милостью, всегда была ровна с ним и безумно скучала. Он вовсю старался развлечь её, как-то угодить, но она не видела в нем достойного собеседника и уважала только его умение держать данное слово, преданность ей и техническую грамотность, так необходимую ее отцу. Михаил был хорошим охотником – лучшим в их краях. Теперь все зависело только от его меткости. Охота была его страстью. Он знал о звере все, что может знать человек. Неделями он мог жить зимой в тайге, охотясь, когда выпадало свободное время, и всегда возвращался с богатой добычей.