— Может, с этим
еще можно что-то сделать? — осторожно спросила Машка, выглядывая из-за моего
плеча. Поморщилась и попыталась выдавить улыбку.
Ну да, видок у
меня был жутковатый. С непривычки можно и в обморок грохнуться. И если тело еще
ничего, почти не пострадало. То лицо…
— Попросить маму
родить меня обратно? — поинтересовалась я в ответ и изогнула бровь.
Точнее,
попыталась. Бровей, как волос на голове и ресниц, у меня не осталось. Левую
сторону лица от виска до подбородка перечеркнул изогнутый шрам. Поджившая кожа
выглядела неровной и чересчур розовой. В общем, Франкенштейн отдыхает. Хорошо,
хоть глаза остались целы.
— Современная
медицина творит чудеса, — продолжила убеждать Машка. Еще раз глянула на мою
рожу в зеркальном отражении и добавила: — Вроде бы… Но я уверена: хороший
пластический хирург сделает из тебя куколку. Станешь лучше, чем была прежде.
— Надеюсь,
страховка покроет его услуги, — заметила я и пощупала кончик носа с небольшим
углублением. — Не смогу же я продолжать выступать в таком виде. Разве что в
маске — первое время.
Повернулась к
подруге и, уперев руки в бока, улыбнулась. Могу представить, как устрашающе это
выглядело. Машка потупила взгляд и, нервно дернув плечами, поинтересовалась:
— Слушай,
Ангелин, может, не стоило с Макаронычем так грубо?
— Что?! — меня
аж затрясло от злости. — Хочешь сказать, надо было позволить ему залезть мне в
трусы прямо пред гостями? Он лапал меня так, словно купил не мое выступление, а
меня полностью. Я артистка, Маш, а не дешевая шлюшка. И, знаешь, если бы судьба
предоставила мне второй шанс, я бы поступила так же. Несмотря на это.
Указала на свое
обезображенное лицо и яростно сверкнула глазами.
Пару месяцев
назад меня, артистку варьете Ангелину Громову, пригласили выступать на дне
рождения известного в столице дельца Макароныча. Пригласили одну, без
музыкантов и других девчонок. Разумеется, Вилли, наш продюсер, согласился. Он
кипятком писал от возможности заполучить такого богатенького спонсора. И то,
что Макароныч явно рассчитывал на большее, чем приватный танец, никого не
волновало.
Никого, кроме
меня.
Когда Макароныч
усадил к себе на колени и принялся тискать, выискивая самые аппетитные
местечки, я не выдержала. Изогнувшись, будто бы для поцелуя, так тяпнула
наглеца за нос, что чуть не откусила. А после спрыгнула с колен и, засадив
тонкую, как игла, шпильку охраннику в ногу, забрала у него пистолет. Эта
огнестрельная штучка помогла мне сбежать из загородного особняка Макароныча,
сохранить честь и достоинство.
Про этого дельца
ходило множество слухов. Даже проститутки боялись попадать ему на глаза.
Бывало, что девушек, приглашенных на виллу, через сутки находили избитыми и
запуганными где-то на окраине города. А то и вовсе не находили.
— Не думай, что
это сойдет тебе с рук! — крикнул
Макароныч, когда я сбегала. — Месть моя будет страшна.
Обещание он
сдержал. Когда я выступала в одном из клубов, меня облили чем-то горючим и
подожгли, будто факел. Как назло, в тот день на мне была корона из страусовых
перьев и синтетическая маска. Она-то и приклеилась к лицу, превратив его в
жутковатую рожу.
— Надеюсь, этого
ублюдка уже закрыли, — произнесла, сводя несуществующие брови к переносице. —
Вилли обещал сделать все, чтобы добиться этого.