Легкой поступью я шла по снегу, который поскрипывал под пушистыми лапками. Передвигаться по городу в ночное время в человеческом обличии было слишком опасно. Несколько пар глаз неустанно патрулировали город от заката до рассвета.
Я свернула в узкий проулок, по обе стороны которого тянулись двухэтажные каменные домики с красными черепичными крышами. Сейчас они были скрыты от глаз под белым покрывалом. Я успела узнать этот город настолько хорошо, что могла бы пересечь его с закрытыми глазами. Аккуратно подстриженные кусты роз замерли под снежными шапками. Сморщенные бутоны готовы были рассыпаться от малейшего прикосновения рук. Холодный ветер бродил по пустынным улицам, осматривая свои новые владения.
Убедившись, что поблизости никого нет, я шмыгнула в лаз, заблаговременный вырытый под высоким каменным забором. Стряхнув с рыжего меха снег, я направилась вдоль него.
Раньше в городе никогда не было зимы. Вечнозеленые деревья украшали улицы изумрудными шапками, а дорожки были начищены до блеска. Теперь город будто бы впал в спячку. Холод парализовал жизнь, которая кипела здесь раньше. Будь прокляты эти Темные, которые установили здесь свои порядки.
Теперь оставаться незамеченной было куда сложнее. Приходилось петлять по городу, чтобы дорожка моих следов не вывела охотников прямиком ко мне.
Сделав несколько кругов вокруг дома, я остановилась у высокой стены без окон, до верха увитой плющом. Некогда сочная листва потемнела и покрылась инеем. Отныне город потерял свой прежний вид.
Черная тень, распластавшись на снегу под покачивающимся от ветра одиноким фонарем, вытянулась и приобрела новые очертания. Я тряхнула рыжей копной длинных волос и, скрутив их в тугой узел, спрятала под капюшоном. На лицо я натянула широкую черную повязку с прорезями для глаз, которая оставляла открытыми лишь зеленые зрачки, кончик носа и рот. В моем случае конспирация — это вынужденная мера.
Отворив дверь, я вошла внутрь. В нос тут же ударил запах свежеиспеченной выпечки, ванили и корицы. Стуча каблуками по дощатому полу, я приблизилась к высокой стойке, за которой суетился тучный мужчина средних лет в белом накрахмаленном фартуке. Заслышав шаги, он обернулся, и его густые усы с проседью подпрыгнули вверх в такт уголкам губ.
— Я уж было думал, вы не придете, — сказал он, вытерев о чистый передник пухлые руки. — Вам чай цитрусовый или пряный? — дружелюбно поинтересовался хозяин, потянувшись за пузатым чайником. — Булочки с корицей просто чудо, — не унимался он все это время, продолжая натянуто мне улыбаться.
— Цена? — прервала я его, не оценив дружественного жеста. Я как никто другой знала, что скрывается за улыбками горожан.
— Чая или булочек? — улыбка сползла с лица мужчины.
— Цена вопроса, который вы хотели со мной обсудить, — сказав, запрыгнула на высокий стул и демонстративно закинула ногу на ногу.
— Ах, вы об этом, — спохватился хозяин маленькой пекарни и отодвинув противень с дымящейся выпечкой чуть подался вперед, будто бы боялся, что кто-то кроме меня его услышит. Впрочем, его страх был оправдан. — Тысяча золотых, — добавил, понизив голос.
Я присвистнула от удивления:
— И откуда у пекаря такие деньжищи?
— Так накопил, — развел руками мужчина.