Читать В гору на коньках

Бедность и гордость неразлучно

сопровождают друг друга, пока

одна из них не убьет другую.

Грегори Дэвид Робертс

Его звали Кирилл, Кирилл Мухаметшин. На то, чтобы узнать его имя, у меня ушло два месяца. А тогда, утром 30 октября, я вышел в центре из метро Чистые Пруды, чтобы купить книгу. Я решил, что дойду по Мясницкой до «Библио Глобуса», и если книги там не будет, пойду пешком через Китай город, Охотный ряд и Библиотеку имени Ленина, пока не попаду в «Дом книги».

На самом деле мне нужна была не книга, а тетрадь по труду для первого класса. В ней были разные фигурки, которые мой сын Лука должен вырезать, склеить, раскрасить и принести на урок. Лука плохо клеил и плохо вырезал, но я был горд собой в то утро. Я встал на час раньше ради картонных лебедей и обведенных пунктиром матрешек. Не побоявшись холода, поехал в центр и не собирался возвращаться без книжки, которая приятно пахнет свежей бумагой.

Утром пошел снег. Он падал, кружил, колол мне лицо, дыша прозрачным, злым дыханием. Черное сукно облаков успело стать серым и матовым, пока я мерно покачивался в видавшем виды синем вагоне. Улицы и люди притихли. Вдохнув морозный воздух, они казались мне растерянными, оглушенными.

Я шел мимо роскошного китайского чайного дома, сетевого японского ресторана со смешным названием, магазина дорогих швейцарских ножей, блестевшем хромом и красным пластиком в пасмурном городе. Я ни о чем не думал, ежился от холода в своей зеленой куртке.

Я сразу заметил его в кафе. Надо сказать, довольно среднем: узкие стулья с металлической спинкой – на таких неудобно сидеть, стены коричневых тонов, плотные, как камедь, шторы. Намек на респектабельность и вместе с тем демократичность.

Кирилл Мухаметшин сидел за крошечным круглым столиком рядом с огромным оконным проемом. Одет он был в черное кашемировое поло и синие джинсы. Даже с улицы я видел, что это хорошая, дорогая ткань. На его левой руке были часы из белого золота с черным кожаным ремешком. Черные волосы блестели от геля, собранные в крысоподобный тонкий, длинный хвостик на затылке. Мне было сложно понять, сколько ему лет: может быть, тридцать, а может, сорок. Росту в нем было не больше ста семидесяти. Кирилл Мухаметшин был толстым.

Круглое, раздутое лицо почти сразу переходило в плечи. Под гладкими, тяжелыми щеками, под двойным подбородком не было видно шеи. Глаза, нос и рот как бы скукоживались, собирались в центре лица. Резко очерченные тонкие брови. Раскосые узкие черные глаза с припухлостями внизу. Будто в его лице встретились Европа и Азия.

Левый глаз у Кирилла Мухаметшина был больше, чем правый. Я подумал, что у меня как раз наоборот – левый глаз как будто все время щурился, а правый был распахнут.

К столику подошла официантка и что-то спросила. Кирилл Мухаметшин смотрел на нее цепко, свысока, как смотрят хищники. Его ярко-розовые губы утолщались к центру, сходились в капризном банте. Разговаривая, он, как кот, облизывал их маленьким языком, описывал руками мягкие круги. Кирилл Мухаметшин становился чрезвычайно обаятельным. Официантка кивала ему вежливо и немного смущенно. Когда он улыбался, в его лице появлялось озорство. Он был симпатичным, как избалованный любимый ребенок, держался уверенно и походил на филиппинского принца, прекрасно образованного, которого обожает его огромная филиппинская семья.