Сергей Михайлович вот уже неделю не спал, а так – кемарил. Просыпался от каждого шороха. Сейчас, в районе стола, происходила какая-то возня.
«Может кот?»
«Десять котов и соседская корова!» – ехидно и зло отвечал сам себе.
Теперь, когда вместо стены дома зияло отверстие, он никогда не знал, что здесь происходит. Не смотря на занавешенный брезентом «проем», в дом все время пробирались кошки, собаки, воробьи и вороны. Тут им как медом намазали! Стоило только отлучиться минут на двадцать, как тут уже хозяйничали хвостатые и пернатые в поисках съестного. Тут же гадили, тут же устраивали визгливые драки из-за добычи.
Настасья, отлежавшись после сердечного приступа, уехала в город. Нет страшней наказания, чем ее молчание. Пусть бы она его ругала на всю деревню, или поленом огрела бы по тупой башке. Все лучше, чем так.
Возня продолжалась, и Михалыч открыл глаза посмотреть – какого зверя в этот раз к нему принесло. За столом сидел незнакомый старик.
– Здорово, дед, – удивился Михалыч.
Среди всех жителей Макурихи этого деда он не знал. Однако вид у него был такой, будто зашел между делом перекинуться парой слов.
Дед кивнул, и продолжал сидеть, словно чего-то ждал.
Кряхтя, Михалыч поднялся с дивана и сел напротив. Отметил про себя, что на деревенском парикмахере Надьке дед экономил, а сам привести себя в порядок даже и не пытался. Седая шевелюра и борода росли обильно, вволю кудрявились, но вид имели чистый.
Глаза деда смеялись. Михалычу даже показалось, что издевательски. Это задевало.
– Ты чьих будешь то? – с вызовом спросил он, однако не сильно нажимая. Но старик молчал.
«Может немой?»
«А может нужда какая?»
И тут только заметил, что руки деда лежат на столе, в одной из них стакан, а в другой ложка. Хлопнув себя ладонью по лбу, Михалыч с облегчением воскликнул:
– Ты есть что ли хочешь? – и бросился на кухню шарить по шкафам. Нашел только вчерашнюю гречневую кашу, полбулки серого хлеба, да трех-литровую банку кваса, которую ему накануне припер Афанасич со словами: «Мой фирменный! Успокоительный!». Именно поэтому Михалыч к нему не прикоснулся – «Успокаивать он меня пришел! Психотерапевт, твою мать!»
Михалыч наложил каши в тарелку, нарезал хлеба и поставил перед дедом. Налил кваса ему и себе. Сел напротив смотреть, как старче будет есть.
Дед ел со вкусом. Помещал ложку каши в рот, и сосредоточенно жуя, смотрел в тарелку. Отламывал пальцами от ломтя кусочек хлеба, аккуратно клал его к каше, запивал квасом небольшими глотками.
Михалыч тоже прихлебывал квас, и чем больше наблюдал за стариком, тем больше он ему нравился. Настроение стало лучше, безо всяких на то причин.