⇚ На страницу книги

Читать О насущном. Европа и современный мир

Шрифт
Интервал

© Ал. А. Громыко, 2017

© Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт Европы Российской академии наук, 2017

© Издательство «Нестор-История», 2017

* * *

Посвящается светлой памяти моего отца Анатолия Андреевича Громыко


Вместо введения. Постоянство и изменчивость в истории

В восприятии международных событий часто сталкиваются две интерпретации. Первая апеллирует к взрывному характеру мировых и региональных процессов, неожиданности происходящего и поражающей обывателя стремительности, с которой происходят изменения. Как правило, главным субъектом истории считается личность. Речь идёт о «событийной истории». Вторая интерпретация делает упор на инерционность, закономерности глобального развития, его неповоротливость, своего рода «обломовщину» в поведении системы международных отношений (МО), ощущение, что на фоне мультипликации событий всё остаётся по-старому. Здесь главным двигателем прогресса (или регресса) считаются такие крупные агрегированные категории, как государства, социальные классы, цивилизации, общественно-экономические модели, перед которыми субъективный фактор отступает на второй, если не на третий план. Речь идёт об истории структур, о «медленной истории».

Эти два подхода к истории непосредственно сказываются на изучении международных отношений. Для кого-то падение Берлинской стены в 1989 г. или распад Советского Союза двумя годами позже предстают историческими землетрясениями, которые ещё накануне мало кто предсказывал, неожиданным даром с небес или их проклятием. Тех же, кому такие предсказания удаются, считают либо эксцентриками, волею случая угадавшими что-то тектоническое, либо чудесными пророками. Одним словом, события интерпретируются как стечение обстоятельств или как рукотворные, как проекция роли личности в истории.

В противоположную крайность впадают те, кто в гипертрофированном виде делает упор на «суперструктуры» истории, скажем, на культурные архетипы или цивилизационную подоплёку событий, которые якобы программируют всю сущность происходящего. В экономической науке к такому типу исследований тяготеет теория «кондратьевских волн», в политической науке – концепция «конца истории», в международных отношениях – идея «столкновения цивилизаций» и т. п. Методология непредсказуемости истории МО ведёт к релятивизму, когда всё относительно (потому что непредсказуемо), а методология инерционности – к фатализму, восприятию неизбежности тех или иных событий, их повторяемости по трафарету на каждом новом витке истории.

В обоих случаях – абсолютизация изменчивости истории, в частности истории МО, или абсолютизация их постоянства – существует опасность попасть в одну и ту же логическую ловушку. Действительно, если переломные моменты в истории столь стремительны, что непредсказуемы, или, напротив, если происходящее на наших глазах, как бы ни потрясало воображение, – лишь событийная рябь на глади «медленной истории», то прогностическая функция науки теряет смысл. Можно спорить о том, стоят ли за первым и вторым типом абсолютизации истории МО субъективный или объективный факторы, но это уже становится неважным. В любом случае, если невозможно прогнозировать, то международные исследования обоих типов представляют интерес лишь с точки зрения изучения истории ретроспективно, т. е. того, что уже произошло. Другими словами, надо было бы признать, что они целесообразны только для изучения прошлого, но бессильны в анализе будущего.