Лихим намётом, подымающим клубы пыли с проезжей проселочной дороги, конный разъезд дюжины воинов почти налетел на путника, лишь в последний момент затормозив и скучившись на гарцующих и роняющих пену с морд лошадях.
Помахивая перед лицом нагайкой от пыли, старший разъезда прорычал путнику, одетому в серый дорожный плащ с капюшоном:
– Кто таков..!? Почему не знаю!?
Путник, мужик примерно трех дюжин лет, но с совершенно седыми волосами на бороде, усах и голове в целом, отступил на пару шагов назад себя от гнавших прямо на него ветерком клубов пыли, не смутился резкостью слов старшего воина, а посмотрел прямо ему в глаза:
– Здравия, вам, воины и хозяева. Позволь со всем вежеством, о вой, узнать – как к тебе обращаться..? Назови, будь добр, своё имя или прозвище…
– Какие еще «хозяева», черныш-находник!? Сам назовись! Какого роду-племени и куда идешь? Где твоя «подорожная грамота»? Покажь…
Путник помедлил немного и, со всей очевидностью намеренно раздельно проговаривая слова, начал отвечать:
– Я – помор и изгой. У меня нет имени и нет больше рода. Но можешь называть меня – Мстигой. Куда иду – не ведаю. Миром иду. А «подорожная грамота» мне не ведома – по што.
Конный старшой удивленно посмотрел на своего подручного, что успокаивал своего ретивого жеребца, так и не смирившегося с такой внезапной остановкой скачки и гарцующего на месте, но тот был слишком занят своим конем.
– Вона как, значитца… помор… да ще и изгой… Тоды путь тебе – в нашу темницу и к дознатчику, стал быть…
– По што так, хозяин? Разве я разбойник оружный, аль лиходей какой? Аль видоки каки на меня донесли за разбой какой на «тракте прямоезжем»..?
– Какой я тебе «хозяин», изгой!? Кому така шваль нужна, как ты… хоть бы и «чернецом подневольным», аль «смердом» каким?
Путник продолжил оставаться спокойным, но стал выговаривать слова еще четче, хотя и до этого, казалось – дальше уже некуда:
– Ты, вой – «хозяин своей Жизни» и её возможного конца…
– Это про любого сказать можно. Даже и про такого, как ты…
– Не правда твоя. У меня нет «имени» – и нет «Жизни» потому.
– Да, об чем ты гутаришь – не пойму. Ты ж – живой еще… пока… Как – нет у тя жизни-то?
– У меня нет «Жизни», есть только «путь-дорога» и конец оной.
– И где этот конец твоей «пути-дороги», когда он наступит, по-твоему?
– Когда найду «кровников» своих.
После этих слов старший опять переглянулся со своим напарником и на сей раз тот перехватил его взгляд и кивнул ему – как о чем-то давно им известном и само собой разумеющемся, и даже положил правую ладонь на притороченное к седлу копье. Старший же положил правую ладонь на рукоять своей сабли и нахмурился:
– А… Вона што… другой совсем разговор тоды… Тоды точно – в темницу и к дознатчику нашему…
Старший развернулся в седле и посмотрел на конников позади себя. Почти сразу из-за его лошади выметнулся сторожевой пёс, ранее пристегнутый, видимо, поводком к седлу своего хозяина, и с угрожающим рычанием прыжками бросился на путника.
Тот опять остался спокойным, но его взгляд поймал взгляд атакующего его пса. Он внешне неспешно вытянул в сторону пса правую руку и скрутил «дулю» пальцами, а потом негромко произнес странно прозвучавшие слова, как фразу на неведомом языке: