⇚ На страницу книги

Читать Стихи & Poetry

Шрифт

Интервал

Иллюстратор Анастасия Полонских

ISBN 978-5-4496-3728-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Город

Ворон – с крыши —

взлетел.

Сорвал пелену

С сизого утра.

– Радость, услышь меня ты!

Капли дождя-перламутра.

Нет в Петербурге тебя.

Нет тебя и на Таити.

Я иду в Эрмитаж,

В профилях лиц

Жду внезапных открытий.

Нет в Петербурге тебя.

Это мое потрясенье.

Это утрата тебя

В пляске суббот-воскресений.

– Радость, услышь меня ты!

Слякотно и безобразно

Грусть заметает следы:

Благостно, крестообразно.

Кофе – банальный просчет:

Шляться по разным кофейням.

Или стоять у ворот,

Ждать у души пробужденья.

Невский – старинный пасьянс.

Сон, превращающий в плазму.

– Радость, где блеск моих глаз?

(Кутаясь в плащ несуразный…)

Нет Петербурга – для нас,

В том, где мы встретились чудом.

В лицах прохожих – сарказм.

Это улыбка Иуды.

Я одиноко бреду

В центр моего мирозданья:

Недоцелованных губ

И недостроенных зданий.

Девушке Тае, в ее 18 лет

Когда ты примешь себя —

утренне-грубой,

растрепанной.

Отделенной от лабутенов

и идеальных ресниц.

Когда ты примешь себя —

как дикорастущий вереск.

Как ОРЗ,

Которое вдруг случилось.

Когда ты примешь себя,

Как величайшее чудо,

Свалившееся вдруг на чью-то голову.

Когда ты примешь себя-

бьющей посуду,

Едущей по встречке

дикой оторвой,

Курящей в подъезде,

Крутящей романы,

С блеском проваливающей все экзамены.

Когда ты примешь себя – непохожей на маму.

Ни на кого не похожей – будь они все неладны.

Когда ты примешь себя,

Рыдающую от бессилия.

Сделавшую все возможные ошибки

И вернувшуюся назад.

Когда ты примешь себя – невозможно красивую.

(Пусть тебе этого и не говорят).

Когда ты примешь себя.

Со всеми безуминками,

Родинками и веснушками,

Появляющимися по весне.

Когда ты примешь себя,

Будет прекрасное утро.

И ты будешь с ним

На одной волне!

Paris

Я с утра побрела в Нотр-Дам1

Поклонилась красавице Жанне.

Город влюбленных туристов —

И я – одинокая мышь.

Рай сувенирных лавок-

Очередь за брелками:

Эйфелевы башни,

Сделанные в Китае.

Беженцы на мосту

Укрываются старым пледом.

Я иду вглубь квартала,

Сознавая свое сиротство.

Я могла бы сесть с ними рядом,

Точно так же укрыться пледом,

Распевая, возможно, частушки,

Развлекая зевак-туристов.

Но я иду вглубь квартала,

Вглубь своих странных мыслей.

Здесь принято есть круассаны,

Запивать их вином неспешно.

В открытых кафе-террасах —

Приютах импрессионистов,

Бунтарок, распутных девок

И прочих известных бродяг.

Но я иду дальше и дальше.

Сентябрьский прохладный ветер

Завил мне буйные кудри,

Поет старинные песни.

До боли знакомые песни

Про жизнь в розовом цвете.

Рукописи не горят

Рукописи не горят.

Долготерпят.

Не ищут ближнего.

Что за бухло ты вчера наливал мне, монах?

С толкованием притч,

Не взболтнул ли ты лишнего?

Не кагор – непонятная взвесь, запах газа и ладана.

«Мы как стадо, ведущее жертв к своему алтарю.

Так зачем нам стихи – ведь никто не рождается заново.

Не пиши», – ты сказал мне, в своем фанатичном бреду.

Потом сел в свой блестящий Роллз-Ройс и исчез, словно ветер.

– Пропиши мне тот скрипт, где бы я не сгорела в аду.

Но ты будешь молчать. Потому что и ты не в ответе…

Рукописи не горят. Долготерпят.

Но свобода – в молчании.

Я сегодня готова обо всем промолчать.

Лишь детекторы лжи понимают, что это – отчаяние.