За околицей большого старинного старообрядческого села, на фоне деревянной церквушки, за пряслами, перекрывающими единственную улицу поселения, на поляне, кружком, располагается большая толпа молодежи. Мал мала меньше. В середине горит костёр. Вокруг кусты ивы и, до самого горизонта, снопы ржи.
Немного в стороне, несколько девушек, поглядывая в сторону костра, плетут, из стеблей ржи, венки, напевая:
– То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист шумит….
На лужайке, около дороги, толпятся человек пятнадцать – двадцать парней, лет от восьми до шестнадцати, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи и лапти. На голове – тканевые фуражки. Они с интересом рассматривают диковинку – велосипед, выпуска сорокового года. Осторожно трогают спицы, крутят педали, приподняв заднее колесо, похлопывают по седлу, дергают за багажник, за руль, оживленно обсуждают достоинства и недостатки этого чуда человеческой изобретательности. Некоторые пытаются прокатиться, но тут же, общий смех, падают
Рядом с девушками, в кустах ивы, среди высоких трав, яростно обнимаются и целуются двое. ИВАН, парень лет восемнадцати и девушка, Варя. Иван пытается взять Варю за грудь, но Варя с силой перекладывает его руку на свою шею, он настойчиво скользит ладонью по груди и опускает руку, вниз, к юбке, но она упорно подымает её на плечи и впивается своими губами, в его губы. Наконец, она позволяет положить руку на грудь и, буквально захлебываясь, в приступе страсти, отрывается. Охая, отталкивает Ивана и убегает в сторону девчат.
У костра, вальяжно развалясь на подстилке из соломы, полулежат четверо почти взрослых, лет по восемнадцать – девятнадцать, парней, одетых в белые подпоясанные ремешками рубахи, сапоги и фуражки с лайковыми, блестящими козырьками. Иван, выйдя из кустов, подходит к ним. Парни, без слов, но, ухмыляясь, подвигаются, освобождая место для него, на лежанке из соломы. Помолчав, они с серьезными лицами, покусывая соломинки, продолжают обсуждение вероятного, само – собой победоносного, исхода очередной войны с «германцем». Последний выступающий замолкает на пол – слове и глядит в сторону улицы. Там, слышится чьё-то чертыханье и ворчание.
– Кого, это, на ночь глядя, еще черти принесли? Не к добру это!
К костру, открыв и аккуратно, прикрыв обратно, ворота прясел, нерешительно подходит, прихрамывая, писарь сельсовета. Стоит, смотрит, блестя круглыми очками на всех, молчит, переминается. Песня обрывается. Тишина нависает над поляной. Все смотрят в сторону писаря, в ожидании, что он скажет…. По выражению лиц видно, что ничего хорошего, от его слов, не кто не ждет. Писарь снимает с себя измятую кепку, вытирает пот со лба, вздыхает и, с решительным видом, машет зажатым в руках головным убором, говорит, высоким голосом сельского оратора, но заикаясь, говорит: