– Афанасич! Слышь! Ты получил? – Сергей Михайлович увидел соседа в огороде и не смог усидеть дома, выскочил на крыльцо как был, в трусах.
– Люба как раз на почту пошла, – голос Петра Афанасьевича дрожал от радости. Он и в огород то вышел для вида. На самом деле ему не терпелось обсудить такое важное событие для всей Макурихи, как выдача пенсии.
– А что, Михалыч, куда деньги девать будешь, а? – он подошел к забору, достал из-за уха самокрутку из собственной махорки, и, пыхнув ею пару раз, с удовольствием затянулся.
Михалыч облокотился на штакетник, глянул на безоблачное небо, обмахнул себя от терпкого вонючего облака, выпущенного соседом, и неторопливо изрек:
– Были бы деньги. А куда их потратить мы завсегда найдем! Ты вот что, – продолжил он, – Сегодня с Любой приходите к нам. Отметим это дело. Моя курицу засолила. Я сейчас коптилку раздую, и к вечеру будет такой мировой закусон – какого министр финансов отродясь не едал.
– До́бре, – обрадовался Афанасич. – У меня для такого случая трехлитровочка припасена. Трехступенчатая очистка, на кедровых орешках – чистый коньяк!
И они разошлись, довольные друг другом.
К вечеру в доме Сергея Михайловича собрались Петр Афанасьевич с женой- Любовь Викторовной, Иннокентий Иванович – или деда Кеша, и Яков Тихонович – или Яша, уважаемые соседи, с которыми он всегда советовался.
Стол выставили на середину просторной кухни-прихожей, заставили разносолами и закусками. Ароматы копченостей, вареной свежей картошечки и малосольных огурцов вызывали у гостей обильное слюнотечение. Соленые грузди с чесноком, селедка в постном масле, обсыпанная накрошенным лучком, большое блюдо нарезанных овощей с пучками укропа и петрушки – все радовало глаз и сулило знатное застолье. «Коньяк», перелитый в хрустальный графин, вместе с рюмками придавали столу праздничный вид.
Первый тост подняли за здоровье президента, который при всей сложности обстановки в стране, выстраивает такую правильную внешнюю политику. Выпили. Набросились на еду, и некоторое время разговоры велись вокруг нее:
– Деда Кеша, как тебе лечо? – громко спрашивала Настасья, подкладывая глуховатому деду всех блюд по-маленьку.