⇚ На страницу книги

Читать У Бога и полынь сладка (сборник)

Шрифт
Интервал

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС Р18-814-0497


Предисловие

Давно знаю Александра Богатырева, радуюсь за его многостороннюю одаренность. Прекрасный сценарист, режиссер, он еще и замечательный писатель. От традиций русской классики он унаследовал главную ее мысль – спасение человека в его вере. Вере в Бога, прежде всего. И отсюда производные: любовь к Отечеству, сострадание и милосердие. И предыдущие его книги «Ведро незабудок», «Чудо – дело тихое» и та, что вы держите в руках, – все о нашей любимой России, ее людях.

Богатырев обладает уникальным даром располагать к себе сердца и души людей. Сколько судеб открылось ему в жизни и сколько их пришло на страницы его книг! Старые и молодые, плохие и хорошие, здесь живущие или за границей, счастливые и несчастные, прошлое и настоящее – все и всё интересно ему, а в силу его дарования, становится интересно и нам. И о ком бы он ни рассказывал, всегда следует явный или подразумеваемый вывод: главное дело человека, живущего на земле, – его забота о спасении души.

Читая, теряешь ощущение страниц и строчек. Они уступают место живым картинам описываемой жизни. Видимо, это от кино. Это, конечно, огромное достоинство прозы – ее, если можно так выразиться, зрелищность. Мы и сами становимся душевно богаче, когда узнаем новых героев, их судьбы, переживания. А таковые в книге Александра Богатырева – в каждом рассказе.

Эта книга нам как друг и спутник на жизненном пути.


Владимир Крупин

Рассказы

Федоровы деньги


Дед Федор, церковный сторож восьмидесяти пяти лет отроду, живет тихо в маленькой сторожке. Никто его и не видит по зиме. Выйдет в сарай дров взять, да и назад. Иногда тюкнет топором раз-другой, раскалывая толстую дровину, – вот и весь звук, и снова тишина.

Как он живет в своей избенке в одно оконце – никто не знает. А если бы кто заглянул к нему в четыре часа утра, то увидел бы, как зажигается тусклый свет в запорошенном окне. С полчаса в сторожке никакого признака человеческого пребывания, потом слышится громкое копошение, перемежающееся хриплыми охами, а потом уж недолгое шарканье в два-три шага до порога. Слышится скрип открываемой внутренней, в сени, двери, два шарка в сенях и стук наружной двери. После чего на крыльце показывается высокая сгорбленная фигура.

В левой руке у деда Федора лопата. Ступая с крыльца, он опирается на нее. Сделав по свежему снегу три шага до дорожки, ведущей от ворот с калиткой до храма, дед Федор по-военному разворачивается кругом. Даже пятками валенок прихлопывает, а лопатой выписывает в воздухе непростую фигуру, что-то вроде ружейного артикула «на плечо!» и «к ноге!».

Дорожку очищает он так: сначала к храму, затем обратно до калитки, а потом уж разгребает свой двухаршинный «хвост» от дорожки до сторожки. Работает он медленно, не разгибаясь, а дело идет быстро, будто само по себе делается. На часах еще и пяти нет, а у него уже и снег убран, и паперть обметена. И не важно, будет служба или нет, много снегу выпало или мало. А если совсем за ночь не нападало, все равно побредет с веником мести крыльцо – такое у деда Федора трудовое правило.

Летом он дорожку не подметает. Нравятся ему и сосновые хвоинки, и пучки сухой травы, и всякая лесная шелуха на плотно утоптанной земле. «Чего лес мести?!» – огрызнется он недовольно на замечание чистоплотной свечницы Агафьи. Той дай волю, так она бы домоткаными дорожками всю землю выстлала.